Мнемозина
Мужские и женские кожаные ремни
Мужские и женские кожаные ремни. История аксессуаров.
Хроника катастроф. Катастрофы рукотворные и стихийные бедствия.
История цветов
Цветы в легендах и преданиях. Флористика. Цветы - лучший подарок.
Арт-Мансарда А.Китаева
 Добро пожаловать на сервер Кота Мурра - нашего брата меньшего
 
 Рейтинг@Mail.ru
Альманах сентенция - трагедия христианской цивилизации в контексте русской культуры Натюрморт с книгами. Неизвестный художник восемнадцатого века

Homo Ludens -- Читальный зал

 

По ветра вектору

По ветра вектору
Дождь чертит на стене
План василеостровских линий,
Чья геометрия затянута в петле
Гранита, берега и тины.
И я пытаюсь уложить
Свои капризы и желанья
В колес трамвайных дребезжанье
И в отражений коллажи.
И в фильме, не имеющем названья,
Я главный, но не действующий герой
Играю -- гипсовое изваянье
С отколотою головой.

Белизна нетронутого снега --
Книги ненаписанной страница,
Продиктованная звездным небом
Или силуэтом вещей птицы,
Что рождается из пепла неустанно
Вопреки всем здравым рассужденьям,
Путешествующая не по странам,
А по времени и прочим измереньям.
Белый снег отгадывает слово,
Эхом отраженное от смысла,
Росчерком морозного узора
Пишутся магические числа.

Каждому времени -- свой циферблат.
Солнечному --
красивые камушки.
Электрическому --
светящиеся мушки.
Песочному --
стеклянные колбы.
А где-то палят
                   Из пушки.
                                      В полдень.

Медитация на пне у Летнего сада

Пень спиленного дерева,
Чья тень у берега
Размазана была рекой,
Как детскою рукой
Рисунок кистью,
Растерянностью листьев
Напоминает старый календарь -- а
Рассыпанный янтарь,
Тех лет
Хранящий свет.

Мы посидим с тобой у той реки, чьи рукава
одернуты гранитом.
В том городе, поныне знаменитом,
О чем до сей поры звенят колокола.

Пространство, разделенное дождем,
Покажет третью сторону медали,
Которую пока еще не дали,
Но ничего, -- мы подождем,

И тот поток нам принесет покой,
Что между Малой и Большой Невой
Поделит результат сраженья --
Стрелы Васильевского отраженья
С летящей Петропавловской стрелой

Мой друг, я безнадежно болен.
Уколы игл колоколен,
Таблетки плавающих льдин
И капли куполов
Я принимаю постоянно,
Когда вдвоем, когда один
В кафе среди пустующих столов,
Полувсерьез и полупьяно,
Под метроном дождя в стекло
Я чувствую, что время протекло
Сквозь трещины асфальта,
Там, где акробатическое сальто
Выделывает старая газета,
Что, невзирая
На переплет страниц,
Играет в стаю
Перелетных птиц.

Ветреная погода

Водная рябь
Распределяет образ
На бесконечный ряд
Повторяющихся фраз.
Как переход от
Семи нот:
Ля, Си и
До, Ре, Ми, Фа, Соль
К бесконечности, что мессии
Обычно обозначают как ноль,
И называют Словом или Богом.
Этого итогом
Является со-знание со
Знаками диез,
Вошедшими в моду,
Или другими -- их ряд
Распределяет рябь
В ветреную погоду.

Азарт гадальных карт,
Старт- финиш.
Финифть мокрых стен,
Чей плен
Дороже деревьев естества,
Листва
Которых -- порох,
Сгорающий дотла за лето --
Это
Признание в любви к тому, что постоянно,
То есть -- точка.
Не явный,
Но источник
Бытия.

На сцене уличного театра
В цене лишь личное участье.
Так фетр под давленьем ветра
В эпоху общего ненастья
Воспринимает форму птицы,
Как норму общего полета
К одежде солнечного лета,
Чтобы как следует напиться.
Сценарий упрощен до тоста,
Как улиц алфавит -- от А до Я.
И занавес привычного дождя
Уже опущен до булыжного помоста.

Унылый город.
Ветер Ost.
Улиткой в гору
Трамвай на мост,
Пост-скрипнув колесом на повороте.
И в унисон Л. Паваротти,
Окраса терракот,
Мяучит в подворотне кот
В надежде марта.
И, подражая Ж.П. Сартру,
Прохожий в шляпе и пенсне
Бредет среди дубов и лип.
Но этот город так велик,
Что нипочем ему ненастье,
Ни надписи на стенах «Настя
И Вася были тут»,
А чайка на лету
Кричит, что скоро быть весне.

Лес.
           Лето.
                      Летают
Кузнечики,
                      звенит
Вдалеке
                      колокол.
                                 Молоко
Парное.
           Парит
                      перед
Грозой.
           Бронзовая
                      в розовом
Девушка
           в деревушку
По тропинке.
                      Меж травинок
В паутине муха,
Упала духом
Не жужжит.
Бриджитт
Бордо в кабине тракториста,
Как банный
Лист.
Кабан
Под дубом желудь ждет, когда созреет,
И гордо реет
Сокол, высматривая мышь.
Кыш!
Подгоняет дед старуху в магазин.
И о зиме
Подумалось, ведь скоро осень,
И мы попросим
Отсюда перелетных птиц,
И ниц падет народ, когда Икар
Вслед за воронами кар-
                                            кас
Из перьев водрузит на сук.
А на носу
Уже весна, и бес
В ребро,
Хоть голову покрыло серебро.
И снова слово -- Лето. Лес.

Размножение личности

Где я? -- Немного не в себе.
Часть на Фонтанке, часть на Мойке,
В чистилище двора-помойки
И в петергофском сентябре.

В струне между водой и небом,
Натянутой на шар.
В стране, где солью-хлебом
Обозначается душа.

Ищу еще в вине, в пульсирующей вене,
В дороге, освещенною звездой
Полярною, которая изменит
Когда-нибудь себе со мной.

Ревность

Все дело в том, что этот город мой,
И мне ни с кем не хочется делиться
Пространством над булыжной мостовой,
Где ангелы летают, а не птицы.

Где над водою машут крыльями мосты,
Опровергая мир закона тяготенья.
И всюду львы сидят, поджав хвосты,
А люди не отбрасывают тени.

А ночью Мойка желтым червяком
Кривляется среди гранита.
Все дело в том, что слишком уж знаком
Мне этот город, слишком знаменитый.

Осеннее кафе. Дождливый вечер.
Давленье атмосфер на плечи
Упало после коньяка.
За окнами река
Опять стремится за границу
Гранита и литого чугуна,
И в ожидании вина
Прозрачно-призрачные лица.
Пространство замкнуто --
И ни к кому,
Как эхо, взгляд не обращен,
А лишь скользит по потолку и стенам,
И тема
Для раздумий -- счет.

Слияние Канала и Фонтанки,
Как действия и места,
Рождает питерские танки,
Японских вместо,
Где тополиный пух -- цветеньем вишни,
И дух Всевышний, а не самурайский дух.

Триста шестьдесят градусов в круге,
В водке -- сорок,
А за окном -- ноль.

Светлая осень -- начало конца света.
Челку с лица -- листья отбросит, и нету
Цвета, как в черно-белых фото
Лето уже где-то там, за переворотом
Новой страницы старого толстого тома.
Слова, словно птицы, летящие от дома
В странные страны, где нет времени года,
И, как в скучных романах, всегда неплохая погода.
Так пролетает день -- прочитанной строчкой.
Каплями на воде ставится многоточье...

Заброшенный город,
Забытый род,
Забора чугунная вязь.
Поднятый ворот,
Сжатый рот,
Кто-то идет, торопясь.
Сумасшествие фар авто
Бегом теней по стене,
И каждой ночью -- повтор
Фильма, которого нет.
От светофора асфальтовый блик
В азарте меняет масть,
А карта города -- дама пик
Над всеми глумится всласть.

Небо, вода, камни,
Иссине-белая птица,
Которая помнит, что с нами всеми случится,
Которая знает
Вектор попутного ветра,
И как перелетною стаей
Меряются километры
Между весной и летом,
Радостью и печалью
И как налагается veto
На плечи шалью.
Небо, вода, камни,
Голос ночного прибоя,
Словно воскресший Гамлет
Спорит опять с собою.
Быль это, или небыль --
Соединенная сфера
Силы, воли и веры,
Камня, воды и неба.

Принцесса из сказки,
Излишне далекой.
За дымкою легкой
Актерские маски.
Как фон -- силуэты
Гранита и меди.
Ах, лето,
Мы все в ожидании бредим
О чудной принцессе,
О сказочном принце...
И в этом процессе
Поступимся принципом
Взаимопричинности следства и действия
И обратимся к взаимодействию
Взгляда и голоса,
Ветра и шороха
И разнополости
Воды и пороха.
И как продолжение рода
Антипедантов и антиподов --
Взаимознание реки и брода.

«А выше крыш пустыня внемлет Богу»
К. Севастьянов

Ах, питерская суть, вечерний Невский!
Колышится под платьем грудь,
Как - будто ветром занавеска.
В очках интеллигент,
Бомж, допивающий бутылку.
Недобрым глазом смотрит мент
Вслед уходящему затылку.
Толпой послушной иностранцы,
Джаз над раскидистой Невой
В подземных переходах станций
Детишки делятся «травой».
А рядом с толпосотвореньем
Тишь арок и железных крыш,
Где я пишу стихотворенье,
А на соседней -- ты сидишь

Эпитафия

Ах, если б ты летать умела,
Как яйца ты умела класть!
Не поругали б твое тело
Охотники наесться всласть.
Душа сжимается от боли,
Когда представлю,
Как вчера
Паслась ты мирно, в чистом поле,
И коротала вечера
За украшением пера,
Внимая Петины бемоли...
Теперь душа твоя парит
Звездой ночного небосклона,
Огнями Вечного Неона
Витрина братская горит.

Мясо, кости, пот и жир --
Петербургский пассажир.
Он себе в вагоне едет,
То заплачет, то забредит,
То кричит, неумолкая --
«Помогите! Убивают!»
Постепенно, кто в середке,
превращается в селедку,
А кого прижали к двери,
Принимает форму зверя,
Нарисованного мелом
На асфальте, неумело.
Так что если не атлет,
Или йог не знаменитый,
Зря не траться на билет,
Лучше дома посиди ты.

Я сейчас расскажу о том,
Как чувствовал животом
Приближение антрекота,
Когда икота молотком
Стучала в каменные стены,
А в венах
Бился пульс,
Не в силах одолеть
Желанье встречи
С вечностью
В глазах,
С каким казах
Ждет милую подругу.
По кругу
Все идет --
Узлы запутаны:
Путаны
Вскрывают ноги до груди,
А в бигуди
Одеты пуританки.
И пруд пруди
И третьих, и вторых,
Но первых нет,
А на семь бед
Ответ не дать,
Пускай же благодать
Теплом согреет мой живот,
Где мирно дремлет антрекот.

Различные версии «Я» --
Точка отсутствия сути,
Состояние равновесия
Канатоходца,
Или витязя на распутье.
Время восхода солнца.
Перелет пули
От ружья до цели,
Или же гвоздь в стуле,
На который с размаху сели.

Александр Филиппов


 

На первую страницу альманаха Сентенция
|Карта сервера| |Об альманахе| |К содержанию| |Обратная связь| |Мнемозина| |Сложный поиск| |Библиотека|
|Точка зрения| |Контексты| |Homo Ludens| |Арт-Мансарда| |Заметки архивариуса| |История цветов|