Homo Ludens

    Мы начинаем публикацию "избранного" Александра Аркадьевича Галича. Всем казалось, я имею в виду приличную публику семидесятых - восьмидесятых годов, что, когда настанет долгожданная свобода, до которой еще и не дожить, то Галич и Высоцкий уж точно будут победителями, признанными, любимыми, превозносимыми. Но они как были со щитом, в строю, против, так и остались... Невостребованными. Не потому ли, что против?

    У нынешней власти другие герои, другие поэты, удивительным образом идентичные героям и поэтам прошлой эпохи, часто с ними лично совпадающие, и все они оказались борцами за свободу, и все они оказались либералами. Но и старые герои перелицевались, сменили слова, но не музыку, как в нашем многострадальном гимне. И добавились к ним новые суперуспешные шоумены и идеологи, скромно стесняющиеся этого слова, но идеологи нынешнего режима, "гении" советского андеграунда, элитарные чернушники, творцы "нового" русского языка и воспеватели деградации, певцы упадка!

    Да, Галич и Высоцкий оказались не ко двору этой странной свободе, этой новой России, в которой в элиту к цепким советским номенклатурщикам ворвались еще стервятники фарцовщики и валютчики с Невского. Ни те, ни другие в Галиче никогда не нуждались, как, впрочем, и во всей высокой русской литературе.

    Попробуем разобраться: почему "новая" Россия осталась "старой", а нынешняя свобода есть новая кабала, и что-то вообще происходит с тяжело больной Россией… Не хочет ли она намеренно забыть, затереть, замазать дерьмецом сорокиных и ерофеевых своих поэтов, а, значит, свою трагедию. Она лелеет свою болезнь и категорически отказывается от единственного лекарства, которое излечивает как человека, так и народ, -- от правды и покаяния. А без правды и покаяния Россия -- в бреду, и Александр Аркадьевич Галич в ней молчит… В бреду и одури шальных денег, власти, взбесившейся от вседозволенности, ненависти к самому слову "народ", к самой идее общественности. И опять, как в семидесятые-восьмидесятые годы, всем тем, кому был и есть нужен Галич, приходится спрашивать самих себя, а доживем ли мы до свободы, когда он будет востребован?

    Мы начинаем публикацию с цикла А. Галича "Размышления бегуна на длинные дистанции", состоящую из шести стихотворений. Эпиграфом к циклу Галич взял последние слова из поэмы А. Блока "Двенадцать": "...впереди Иисус Христос". Весь цикл посвящен осмыслению диктаторской гордыни Сталина в ее всемирно-историческом смысле. Гордыни, как греха, при самодовлеющей воле к власти, что приводит к личному противостоянию в оспаривании всей полноты власти, и духовной тоже, оного Иосифа Сталина, но не с Богом, а с Мессией, Иисусом Христом. В тему и декорации традиционного Рождества, правда, поданым в вертепном варианте, но Вертеп - это тоже весь мир, только театральный, и декорации тут вселенские, к волхвам, богоматери и пастухам Галич добавляет, в качестве действующего лица "кавказские сапоги" и "пушистые усы". Эти усы и сапоги могут погасить вертепную звезду Рождества на минуту, ибо они явились заявить право на превосходство диктатора полумира перед нищим бродягой, маргиналом и неудачником, Иисусом, сыном Марии и Иосифа-плотника. И получается, особенно во втором стихотворении, что результат для прагматика Сталина -- главное, и потому слишком мал улов человеческих душ Христом на исходе двух тысячелетий.

    Сталин в стихах Галича -- предтеча антихриста, "народов будущих Иуда" и вариант Великого Инквизитора, осознающий себя таковым, убедительно продолжающий речи Великого Инквизитора Достоевского.

    Третье стихотворение о предсмертной ночи Сталина, самим названием переводящее наше восприятие с уровня космического на уровень земной, человеческий, потому что "Подмосковные вечера" советской лирики переходят в "Подмосковную ночь", где личная драма опьяненного пролитой им кровью, охваченного злобой, ненавистью и страхом, которыми он, в свою очередь, напоил страну, диктатора, бесспорно является исторической драмой нашего народа и всего мира, потому что Сталин не только оставил духовных наследников, но и очень зябко для нас высказался, что "вечным будет царствие его".

    И уж совсем непросто оказалось вернуться из шизофренического к здоровому состоянию сознания после того, как этот народ признавал ГУЛАГ и самоистребление творческой вершиной всей человеческой истории. Оказалось мало и двадцатого съезда с оттепелью, признавшего "отца и гения" "не отцом, а сукою". Оказалось мало кайла и динамита и взорванных памятников, потому что осталась генетическая память народа, в которой страх-преступление без подлинного покаяния остаются прекрасной почвой для любых самозваных насильников нашего народа! И уж они-то изучили и опыт, и методы "вождя народов" и наверняка не брезгуют в своем кругу утверждать себя наследниками его "вечного царства". Ведь мы хорошо помним, кто и сколько нам недавно твердил, что "он знает, как надо!" И сейчас все еще твердит...

    Русскую гражданскую лирику, восходящую к высокой и простой некрасовской песенности, в ХХ веке достойно продолжил А. А. Галич.

Александр Галич
Размышление бегуна на длинные дистанции

• Песня первая, которая поется и называется
  Легенда о Рождестве
• Песня вторая, которая не поется и называется
  Клятва вождя
• Песня третья, которая и поется и говорится
  Подмосковная ночь
• Песня четвертая, которая поется и называется
  Ночной разговор в вагоне - ресторане
• Пятая песня, которая поется и называется
  Ave Maria!
• И послесловие, написанное во хмелю, которое
  иногда говорится, иногда поется