Homo Ludens

Ритм десятилетия на фоне темпа столетия

Единый темп и особый ритм определяют, по крайней мере, в течение последнего тысячелетия, развитие и место России в мире. Важнейшие рубежи мировой цивилизации X-XX вв. страна миновала, более или менее синхронно с ведущими странами Европы и мира

    Единый темп и особый ритм определяют, по крайней мере в течение последнего тысячелетия, развитие и место России в мире. Важнейшие рубежи мировой цивилизации X-XX вв.страна миновала, более или менее синхронно с ведущими странами Европы и мира. Христианско-феодальная цивилизация Киевской Руси Владимира Святого и Ярослава Мудрого X-XI вв. оформилась одновременно с завершением формирования христианско-феодальной Европы Средневековья, причем как ее важная составная часть (после "эпохи викингов", последнего всплеска варварской экспансии народов Скандинавии и других стран Северной и Восточной Европы). Централизованная монархия Московской Руси XV-XVI вв., Ивана III и Ивана IV Грозного – современница централизованных монархий Англии, Франции и Испании, времен "Великих географических открытий" европейцев (одновременно с которыми русские казаки-землепроходцы начали осваивать бескрайние сибирские пространства Евразии). Колониальная империя России в этих пространствах в строена в XVIII-XIX вв. также одновременно с Британской, Французской и другими колониальными империями, и ненадолго пережила их в "советской редакции". Индустриальная ядерно-космическая Великая держава XX века заняла достойное место среди государств-основателей ООН, и реформируемая Россия наследовала и сохраняет эту позицию Советского Союза на рубеже XXI столетия. Темп движения к этим рубежам был, в общем, общемировым. Ритм этого движения – особым: с подъемами и падениями, победами и катастрофами, революциями и реформами. Поколения россиян, что в XIII веке, что в XV-XVII, что в XVIII, что в XX сталкивались с проблемами, порою – неведомыми и даже непонятными для их зарубежных современников.

    Джордж Буш в свое время, еще до того как стал президентом Соединенных Штатов, отметил как-то: Россия стоит вне европейско-американской цивилизации, так как не прошла вместе с Европой трех важнейших культурно-исторических трансформаций: Ренессанса, Реформации и Просвещения. Это справедливо лишь отчасти, и далеко не с той очевидностью, которая представляется стороннему и поверхностному наблюдателю.

    Возрождение, Ренессанс XIV-XVI вв., то есть повторное освоение католической цивилизацией Европы – дохристианского античного наследия греко-римской культуры древнего Средиземноморья, действительно, не коснулось православной России московских государей той эпохи (как не коснулось, практически, скажем, стран Скандинавии, где "функцию Ренессанса", по наблюдению Д.С.Лихачева, как и в русской культуре, выполнила культура барокко XVII-XVIII вв.). Однако в самой Италии, классическое Возрождение было бы невозможно, если бы в XIV-XV веках она не пережила бы достаточно массовой "греческой эмиграции" византийских художников, ученых, инженеров, спасавшихся в итальянских городах и государствах из Империи, медленно и необратимо рушившейся под мусульманским натиском турок-османов. Византийская иконопись эпохи Палеологов лежит в основе итальянской живописи предренессансной и раннеренессансной поры, этот вывод великого русского византиниста Н.П.Кондакова с начала XX века – аксиома для любого из исследователей Ренессанса. Но тот же "палеологовский импульс" Московская православная Русь приняла, не как косвенная (отделенная "темными веками" средневекового "готического варварства"), а как прямая, полноправная и единственная наследница эллинистически-христианского в основе, культурного фонда и государственной традиции гибнущей Византии. "Третий Рим" питался из того же источника, что и итальянский Ренессанс. И более того: использовал культурные, технические, человеческие ресурсы этого Ренессанса для качественно нового самовыражения своего мирового статуса. Символ России со времен московских государей и до наших дней – Московский Кремль с его башнями, стенами и соборами, наивысшее по полноте выражение архетипа "Святой Руси", это – произведение итальянских, ренесссансных зодчих, призванных на службу московскому самодержцу. Аристотель Фиорованти, его коллеги и родственники выстроили на холмах над Москва-рекой и Неглинной довольно точное подобие мощных, самоновейших по тому времени укреплений Генуи, Милана и других кирпичных фортификаций ренессансной Италии, а Успенский собор Московского Кремля вопроизводил лучшее из.архитектурных произведений домонгольской Руси – Владимирский собор Успения Богородицы, во всеоружии архитектурно-технических средств, расчетов и способов кладки, примененных к вопроизведению этого образца древнерусского зодчества – итальянскими мастерами, создавшими и высотную доминанту ансамбля - столп колокольни Ивана Великого (архитектор Бон Фрязин) . И случай этот – не единичный, от Нижнего Новгорода до Ивангорода, Московская Русь пронизана "ренессансным импульсом", впервые с золотоордынских времен, восстанавливавшим ее изначальное единение с Европой.

    Реформация католической церкви, религиозные войны XVI-XVII вв., казалось бы, очевидно специфически западная проблема протестантско-католического мира: в этой коллизии и совершилось, в частности, завоевание и освоение Америки (Южной – католиками испанцами и португальцами, Северной – протестантами, главным образом британскими, голландскими, французскими). Однако, величайшую из религиозных войн Европы, Тридцатилетнюю войну 1618-1648 годов, реформаторская Швеция Густава II Адольфа вела, заключив не только Столбовский мир 1617 года (отторгнувший от Московской державы ее балтийские земли, крепости и выходы к морю), но и тесный, стабильный военно-политический союз. Этот союз с Москвою, направленный прежде всего против католической Польши (затем, растерзанной шведскими королями в годы "Потопа", когда и Россия вернула себе Украину Богдана Хмельницкого), был важнейшим условием конечной победы молодых протестантских держав над католической коалицией. Московский хлеб стал основным провантом непобедимой шведской армии (Б.Ф.Поршнев. Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства. М., 1976).

    Дело не ограничивалось военно-политическом союзом православного Московского царства и коалиции протестантских государств во главе со Швецией. Обновление средневековых форм церковной жизни стало проблемой, одинаково актуальной накануне Нового времени, как для католической Европы так и для православной России. С одной стороны, "никонианские" реформы церковной организации, обрядности, литературы при патриархе Никоне, пытавшемся поставить церковную власть наравне с царской и присвоившем титул "Великого государя", ставивший его на один уровень с самодержцем всея Руси Алексеем Михайловичем; с другой – церковный "раскол", доходивший до крайних форм "беспоповщины", самоорганизации раскольничих общин "староверов" в свободных от государственной власти лесных "скитах" поморских промышленников; и наконец, само упразднение патриаршества, "тихая" церковная реформа Петра Великого, превратившая Синод Православной Церкви в одно из государственно-бюрократических учреждений Российской империи, "секуляризация" церковной культуры Московской Руси в ходе петровских реформ, открывших двери для петербургской "поликонфессиональности", уравнявшей в столице протестанские, а затем и католические общины с православно-христианскими, это примерно столетнее движение духовной жизни России вполне сопоставимо, а по ходу своему все более взаимосвязано с церковной реформацией Западной Европы.

    Просвещение, безусловно, важнейший этап развития России Нового времени, и она вступила в него не просто "по следам", но вместе и затем, вполне наравне с Европой. От Петра Великого до Екатерины Великой, это движение российских государей к реформированию русской культуры энергично и действенно подпитывали лучшие европейские умы, от Лейбница до Вольтера активно участвовавшие в императорских проектах. Более того, основанная последним из петровских указов 1724 года, венчавшая эпоху петровских реформ, Петербургская Академия наук была не только укомплектована блистательными (и не расчитывавшими на признание в собственных отечествах) молодыми интеллектами Делиля, Эйлера, Байера, Гольдбаха: сам проект, объединявшей буквально под одной кровлей и в единых стенах первоначального академического здания Кунсткамеры – научное собрание и совет, библиотеку, музей и лаборатории, университет и гимназию, то есть создававший непрерывный научно-образовательный цикл, был новаторским и не имел прецедента в тогдашней Европе (Копелевич 1974, 1977, 1999). "Плоды просвещения" и его русские деятели, начиная с Феофана Прокоповича к гигантской фигуре М.В.Ломоносова, "Петра Великого русской науки", Радищева, Новикова, Бецкого, Державина и других деятелей екатерининской поры, как и сама императрица Екатерина II, безусловная и неотъемлемая составляющая не только современной русской, но вместе с нею и мировой культуры. С этого времени и до наших дней непрерывность и единство культурного процесса в России, Европе и мире составляют основу мировой (глобальной) индустриально-технологической цивилизации XIX-XX веков.

    Коллапс этой цивилизации во второй половине XX века, после освоения ядерной энергии, от американских взрывов над Хиросимою и Нагасаки в августе 1945 года до советской катастрофы Чернобыля в мае 1986 года, Россия переживает также, одновременно со всем миром, и в наиболее обостренной и жесткой форме. Надо отдавать себе отчет в том, что практически все происходящие в нашей стране процессы, от форсированной компьютеризации до национального сепаратизма, от криминального "передела собственности" мафиозных структур до уголовно-политического терроризма, суть обостренная, иногда – предельная форма мировых процессов. Мы снова движемся – в едином темпе, но особом, форсированном ритме общемировых процессов, гле глобализация, осознание единства мирового пространства-времени сопровождается дезинтеграцией, атомизированием самосознания локальных, особых в своей индивидуальности – территориальных и прочих общностей, групп, личностей.

    Санкт-Петербург, восстановивший это свое изначальное имя в начале минувшего десятилетия, как и Россия, тогда же вернувшая статус суверенной державы (предшествовавший распаду Союза), и весь мир конца ХХ века, развивается в цепочке жестких экономических взаимосвязей:
энергия - сырье - оружие - наркотики, масскультура

    Эти сферы жестко и доходно взаимосвязаны. Потребительское общество, разрушая экологию, требует все большего количества энергии, - от массовых производств скоропортящихся и непрерывно обновляемых товаров, до стадионных рок-концертов. Энергия нуждается в обильном и дешевом сырье. Рынки сырья делят, захватывают и защищают силой оружия. Рынки оружия порождают криминальные банды, извлекающие высокий доход из оборота наркотиков. Наркотики подпитывают коммерческую, потребительскую, гедонистскую ("дионисийскую") масскультуру, а она порождает новый виток в запросах на энергию.

    Монопольный контроль в каждой из сфер - цель мафиозных олигархий.

    Экологический кризис, неизбежный вэтом развертывании, даже в глобальном масштабе их не остановит. Остановить может - только общечеловеческий инстинкт самосохранения жизни на планете.

    Альтернатива "энергетически-сырьевой" цепочке современной экономики:
энергосберегающая экология - высокие технологии - некоммерческая, гуманитарная, "высокая" (аполлоническая) культура.

    Эта альтернатива осознавалась, много более чем десятилетие тому назад. И отсчет десятилетия, завершающегося 2000 годом, по справедливости следует начать, согласно "восточному циклу", с предыдущего Года Дракона – 1988-го. Объявленного ЮНЕСКО (кто вспомнит об этом сейчас ) – Годом Ноосферы. Парадоксально развернувшегося в Советской России (а вместе с нею – по всему СССР) взломом и прорывом, именно гуманитарной сферы, "высокой культуры", того, что с тех пор привыкли именовать "духовностью" - словом, отсутствовавшим в тогдашней газетной лексике (впрочем, еще в конце 1990-го года в "Вечерке" надо было пояснять, что "ментальность" – не от слова "мент" - ВЛ 22.12.90).

    Прорыв этот, прежде всего заключался в том, что коммунистическое государство вступило в публичный диалог, а затем признало полноправной в современной советской культуре и структуре государственных актов – Православную Церковь. Сначала – в речах на Пленумах, а чаще – международном общении генерального секретаря КПСС, лидера "перестройки" М.С. Горбачева, а 12 июня 1988 года – устами формального главы Советского государства, Председателя Президиума Верховного Совета СССР Андрея Андреевича Громыко, увенчавшего свою полувековую политическую карьеру официальным заявлением: "Мы отмэчаем Тысячэлетие Крэшшения Руси" (разом положив конец продолжавшимся дискуссиям профессиональных советских историков, а что же, собственно мы отмечаем, юбилей православной церкви, введения христианства Владимиром et cetera).

    Во множестве событий этого давнего года, с поисками экономических моделей, мучительным завершением Афганской войны, подготовкой выборов народных депутатов Союза на альтернативной основе и др., трудно отыскать столь, казалось бы, отделенное от злободневных бед современности, и столь глубокое по своим последствиям. И дело не только в том, что по официальной статистике "Правды" в стране обнаружилось 70 млн верующих, и Горбачев в беседе с Патриархом Пименом выражал надежду на "сплочение верующих всей страны, всех трудящихся" ("Правда" 30.04.88). Можно было подвести это и под "рост духовного, интеллектуального потенциала общества", предусмотренный решениями Февральского 1988 года Пленума ЦК КПСС (вполне отвечавший и установкам ЮНЕСКО). Парадоксально точным соответствием празднование Крещения Руси резонировало с прошедшим по всесоюзным экранам "Покаянием" Тенгиза Абуладзе; с недавним возвращением из горьковской ссылки в Москву академика А.Д.Сахарова и Е.Г.Боннэр; с открывавшими год, осторожными постановлениями Политбюро о реабилитации Бухарина, Рыкова (но не Ягоды!), снятием имени Брежнева с Набережных Челнов, площадей и проч. Церковное празднование развернулось во всю силу, и в эти же дни 14 июня 1988 года в ленинградском Юсуповском саду состоялся первый легальный митинг, положивший начало антисталинскому Всесоюзному обществу "Мемориал".

    Единственной общественной организации, которую сразу же согласился возглавить, посвятив ей тогда все свое время и силы, Андрей Дмитриевич Сахаров. И которая полгода спустя, единственная в Союзе, была вправе выдвинуть – и выдвинула, воистину независимого и альтернативного власти кандидата в союзные депутаты – академика А.Д.Сахарова. Единственного из депутатов, опубликовавшего (в недолговечной, но массовой в ту пору газете "Мемориала") собственную политическую программу. Ту, без которой была бы невозможна организация и деятельность Межрегиональной депутатской группы, где безусловным лидером депутат А.Д.Сахаров и завершил вскоре свой жизненный путь. Именно на трибуне Съезда Советов обретая вечное отныне право, быть совестью страны и эпохи.

    Новые векторы духовных ценностей открыли путь становлению тех форм общественно-политической жизни России, которые в остальных союзных республиках естественно опирались на цели и ценности национального освобождения. Демократическое движение России – единственное в Союзе, не совпадало с национализмом (отдавая его "на откуп" силам другого фланга). Однако, резонанс этого движения с христианскими ценностями, преломленными через опыт преодоления тоталитарного прошлого, создавал потенциал, до сих пор не оцененный, а следовательно и не реализованный.

    Ленинградское отделение Общества "Мемориал" к избирательной кампании 1989 года оказалось наиболее мощной, юридически правомочной организацией, на базе которой общественные объединения (такие, как клуб "Перестройка", выдвинувший в дальнейшем реформаторскую команду экономистов Анатолия Чубайса) сформировали Ленинградский народный фронт (ЛНФ), а затем – движение "Демократические выборы – 90" (ДВ-90). И снова, парадоксальная своей неожиданностью победа ДВ-90 в марте 1990 года (ровно 10 лет тому назад), казалось бы, закрепляла завоеванное звено духовной свободы "альтернативной цепочки" возможного развития города и страны. Эта свобода реализовалась 12 июня 1991 года в голосовании ленинградцев, практически одним и тем же числом голосов обеспечивших победу Президента РСФСР Б.Н.Ельцина, мэра Ленинграда А.А.Собчака, и возвращение исторического имени города – Санкт-Петербург.

    Десять лет, прошедшие с той поры "демократического Ленсовета/Петросовета" могут и должны стать предметом вдумчивого анализа. Ожидания, с которыми мы, депутаты "списка ДВ-90" вошли в Мариинский дворец, были далеко не столь "романтичными" как сейчас принято представлять. Еще в 1988 году, до церковного празднования и митингов "Мемориала" я достаточно неожиданно для себя самого, написал четыре абзаца, вначале безадресного текста. Вот он:

    "ОСТАНОВИТЕ РУССКИХ! Словно пораженный бешенством зверь, сто с лишним лет мечется этот народ по отведенному ему пространству шестой части земного света. С отменой крепостного права, взрывами революций сбросив с себя ярмо векового гнета, сломав и уничтожив веками созданную надстройку государственно-классовой машины, - и по образу ее и подобию тотчас выстроив новую, еще более страшную. Он растекся по своей земле, опустошая и уничтожая ее, выкорчевывая храмы и раскорчевывая деревни, затапливая города и погребая под водами водохранилищ выморочную и обеспложенную землю, сгруживаясь в муравейникообразных скоплениях бесчисленных и убогих типовых жилищ, без толку и меры сосредоточенных вокруг выстроенных на отсталой, вековой технологии заводов и фабрик, долженствующих, по убогой крестьянской мечте досыта накормить всех машинным хлебом и одеть машинным же ситцем.

    Ни попа, ни учителя, ни ученого не оставил себе этот народ, обуянный гордыней и самонадеянностью, переполненный буйством неистощимых своих сил, направленных на удовлетворение нужд веками изголодавшейся, иссеченной, выдубленной тяжким подневольным трудом плоти, и подчинившихся ее буйству. Водкой стравил этот народ три своих поколения, из тех, кого не истребили страшные войны с внешним врагом, и еще более лютые, не угасшие до сей поры войны внутренние. Молодежи четвертого поколения – мало водки: опиум, гашиш, героин, до Урала простерлись маковые поля.

    В страшном порыве смертоносного своего движения этот народ охватил и Север, и Восток: там, где деревянная шатровая церковь со склона горы глядела на буддистскую молельню, ни следа не осталось ни той, ни другой, дизельным мамонтом рокочет на раскорчеванных кедрачах чудовищный трактор. Ни себя, ни других не пощадил этот народ, ни больших, ни малых; все больны его смертельной болестью, все заражены духовным спидом, и в ужасе отстраняясь и протестуя, они не могут уже отделить своих судеб от его судьбы.

    Остановите его! ради его спасения, его пути путеводного для всего человечества, спасите Mogrenlandweg, протянувшийся от Европы до Америки через освоенные этим великим народом пространства! Верните ему стыд, совесть, веру! Остановите его, Михаил Сергеевич! Если сможете..."

    Год спустя, в разгаре избирательной кампании 1989-го, корреспондент "Учительской газеты" (одной из наиболее либеральных и интеллектуальных в те дни) взяла его у меня для публикации. Она, однако не состоялась.

    "Моргенландвег", "Паломничество в Страну Востока" Германа Гессе с тех пор успели перевести и издать на русском языке. Призыв, как и многие другие, остался неуслышанным. Хотя Ленинград 1990 года завоевал репутацию "самого демократичного города России и Союза", также неожиданно, как с декабря 1999 года Санкт-Петербург по результатам голосования (34% электората, поровну за кремлевское "Единство" и СПС) может претендовать на статус "самого правого города страны".

    Та и другая фаза внутреннего развития городского социума в течение этого десяти- (двенадцати-, и более)- летия опиралась еще на одну составляющую. Год 1988 – год признания всесоюзной, национальной а затем и всемирной ценностью культурного наследия – Исторического Центра Санкт-Петербурга. Первые, "несанкционированные" митинги в Ленинграде, начиная с апреля 1986 года проходили – не в защиту политических прав, а в защиту памятников архитектуры. Группа "Спасение" Алексея Ковалева вошла в ЛНФ наравне с клубом "Перестройка", а спасение Дома Дельвига на Владимирской площади – стало первым реальным шагом к признанию особого статуса Исторического центра, а затем и общенационального и мирового значения предстоящего Юбилея 300-летия Санкт-Петербурга в 2003 году. Именно эта позиция ДВ-90, демократического Ленсовета (под председательством А.А.Собчака) была наследована Администрацией мэра, затем – сменившего его губернатора, и теперь уже, видимо обречена оставаться доминанто городской и федеральной политики в Петербурге, какие бы силы и группы ее ни осуществляли. И в этом – одна из драм уходящего десятилетия.

    Санкт-Петербург, где недвижимость, основная материальная ценность Города, одновременно и есть, его архитектурное наследие, оказался на пересечении параллельных линий мирового развития: реальной (катастрофической), и потенциальной (альтернативной). Классическая культура города (недвижимость архитектуры, движимость антиквариата, художественно-историческая информация) встроена в цепочку оборота масскультуры, наркотиков, оружия, сырья, энергии. Одни и те же монопольно-мафиозные структуры стремятся безраздельно контролировать все эти сферы. Даже "подкармливая" Мариинский театр, Эрмитаж, Русский музей, они монопольно распределяют и делят дома и кварталы, манипулируя тарифами и ставками, перекраивают социальную структуру населения, чтобы превратить город - в блестящую и мертвую оболочку транспортных потоков энергии, нефтегазового сырья, оружейного экспорта, поделив его между финансовыми монстрами, казино, дорогими отелями, мотелями и борделями, оттеснив горожан в спальные и колопромышленные районы, и сохраняя культурное наследие как дорогую игрушку для богатых чудаков-иностранцев.

    Такой Петербург - обречен, его население - деградирует и превратится в покорную обслугу, но новые хозяева не сумеют сохранить уникальную целостность города, созданного гением Петра Великого и тремя столетиями труда россиян. "Рыночная стихия" обесценит и растащит потоками легальной и нелегальной контрабанды сохраненный ф о н д культурного наследия. Сохранение этого фонда - требует непрерывной и полноценной жизни т р а д и ц и и его использования и воспроизводства, а такая традиция не может жить - без ее н о с и т е л е й. Жители Петербурга, многолетние обитатели его старинных домов, улиц, кварталов, его труженики и учителя, дети и матери, медики и коммерсанты, библиотекари и музыканты, артисты и художники, ученые и музейщики, пенсионеры и студенты должны быть и чувствовать себя - хозяевами и хранителями этого бесценного Всемирного наследия. Также, как его моряки и военные, слушатели Академий и курсанты, наследники лучших традиций всех минувших эпох исторического прошлого, и защитни и будущего великой России.

    Конверсия должна распространиться не только на производственную переориентацию и структурную перестройку петербургского военно-промышленного комплекса. Необходимо "оседлать" всю катастрофическую цепочку современной экономики, и подчинить ее целям и ценностям СОЦИАЛЬНОЙ ЭКОЛОГИИ И КУЛЬТУРЫ.

    Энергосберегающее производство - над энергетикой и транспортировкой сырья. Высокие технологии - производные от оружейной промышленности, петербургской науки и инженерии, с расширением обучающей сферы, научно-исследовательского комплекса, экспорта "ноу-хау". Социальные отчисления - от всех развивающихся отраслей экономики. Малый бизнес сервиса, коммерция мелкотоварного оборота, доступного широкому потребителю, арендные льготы для учреждений культуры, науки, искусства, образования .

    Приоритет человеческих ценностей дома, семьи, воспитания детей, образования нового поколения петербуржцев, достойной старости ветеранов, доступной горожанам, как и демократическому туристу "среднего класса", инфраструктуры транспорта, жилья, снабжения, медицины, отдыха, информации - вот те ценности, утверждение которых должна обеспечить обновленная ЗАКОНОДАТЕЛЬНАЯ И ИСПОЛНИТЕЛЬНАЯ ВЛАСТЬ Санкт-Петербурга к 300-летию города в 2003 году.

    XXI столетие должно стать ЭПОХОЙ СОЦИАЛЬНОЙ КОНВЕРСИИ, ЭКОЛОГИИ И КУЛЬТУРЫ.

Глеб Лебедев

Продолжение статьи: Глеб Лебедев. Ритм десятилетия на фоне темпа столетия
(продолжение темы в новом веке)