Homo Ludens

Ритм десятилетия на фоне темпа столетия
(продолжение темы в новом веке)

Десять лет назад, в 1990 году историк Ленинградского университета Глеб Лебедев стал депутатом Ленсовета. С тех пор университет стал Санкт-Петербургским, Ленсовет также изменил свое название на Петросовет, и многое другое изменилось...

1. Конверсия или инверсия.

    Конверсия должна распространиться не только на производственную переориентацию и структурную перестройку петербургского военно-промышленного комплекса. Необходимо «оседлать» всю катастрофическую цепочку современной экономики, и подчинить ее целям и ценностям СОЦИАЛЬНОЙ ЭКОЛОГИИ И КУЛЬТУРЫ.

    Энергосберегающее производство -- над энергетикой и транспортировкой сырья. Высокие технологии -- производные от оружейной промышленности, петербургской науки и инженерии, с расширением обучающей сферы, научно-исследовательского комплекса, экспорта «ноу-хау». Социальные отчисления -- от всех развивающихся отраслей экономики. Малый бизнес сервиса, коммерция мелкотоварного оборота, доступного широкому потребителю, арендные льготы для учреждений образования, науки, искусства, культуры.

    Приоритет человеческих ценностей дома, семьи, воспитания детей, образования нового поколения петербуржцев, достойной старости ветеранов, доступной горожанам, как и демократическому туристу «среднего класса», инфраструктуры транспорта, жилья, снабжения, медицины, отдыха, информации -- вот те ценности, утверждение которых должна обеспечить обновленная ЗАКОНОДАТЕЛЬНАЯ И ИСПОЛНИТЕЛЬНАЯ ВЛАСТЬ Санкт-Петербурга к 300-летию города в 2003 году.

    XXI столетие должно стать ЭПОХОЙ СОЦИАЛЬНОЙ КОНВЕРСИИ, ЭКОЛОГИИ И КУЛЬТУРЫ.Этот слоган и предшествующие ему тезисы, ставшие за последние три года расхожим общим местом едва ли ни всех политических программ городских избирательных кампаний, завершали первую часть публикуемого текста в прошлом 2000 году, последнем году ХХ века. Новое столетие в Петербурге предваряла, в числе других событий, очередная (вторая) Международная конференция «Феномен Петербурга» во Всероссийском музее А.С.Пушкина (27-30 ноября 2000 г.). Дискуссии по докладам, отечественным и зарубежным, в стенах зала на Мойке, 12 обнажили и обострили принципиальную сторону проблемы: не просто конверсия, а инверсия, решающий переворот в системе ценностных ориентаций -- первоочередная и ответственная задача, которую нам диктует время.

    Термин «конверсия» во времена перестройки вполне отвечал настроениям общества: военно-промышленный потенциал страны (и не в последнюю очередь, нашего города) следовало поставить «на службу мирным целям», научиться, наряду с танками, ракетами, атомными крейсерами (и помимо них) на тех же производственных мощностях, сохраняя весь научно-технический потенциал, производить «товары народного потребления», способные насытить рынок, как представлялось инициаторам последних советских реформ, вполне совместимый с плановым хозяйством социализма. «Кон- (con-) = «вместе», в том же семантическом ряду, что и сахаровская «конвергенция» социализма с капитализмом.

    Эту историческую возможность Россия, а вместе с нею и другие страны Советского Союза в 1991 году безвозвратно упустили. Возможно, ее сумеют реализовать Китай и другие социалистические государства Юго-Восточной Азии. Сейчас, вероятно, не время и не место выяснять, «кто виноват», хотя, судя по юбилейным ретроспективам, инициаторы ГКЧП и прежде всего тов. Лукьянов начинают понемногу осознавать свою подлинную и ведущую роль в уничтожении социалистического строя СССР. Поэту Осеневу нехватило поэтического воображения в 1991 году, чтобы убедить политика Лукьянова в том, что социалистический строй, с подписанием нового Союзного договора 21 августа 1991 года, сохранит принципиальную возможность дальнейшего развития в Советской стране. Последовали всем известные события 19 августа 1991 года. Однако, не будем пенять последним советским коммунистическим лидерам за то, что они оказались «могильщиками социализма» в России. Равным образом, не будем и оплакивать «беловежскую пущу», а вместе с нею и все остальные драмы и трагедии минувшего десятилетия.

    - Сможем ли мы сохраниться как нация? - спросил себя и страну, принимая в марте 2000 года свои обязанности перед нею, президент Путин. Иными словами, какова на данном критическом пороге жизнеспособность нашего социального организма. Но разве ответственность за движение России, в течение всего этого Десятилетия Девяностых, «в страны третьего мира», ответственность за «государственную ложь» и прочие инвективы Путина, не должны были разделить собравшиеся перед ним в Мраморном зале Кремля, все те, кто 10 -- 8 лет тому назад успешно вытеснял с политической арены «демократов первой волны» ДВ-90.

    Переворот (инверсия), что мы переживаем и осуществляем в последней трети столетия (и даже -- больше, с Карибского кризиса 1962 года, показавшего исчерпанность и бесперспективность стратегии Мировой революции и планетарного торжества коммунизма, основанной на ракетно-ядерной мощи), этот переворот слишком масштабен и многомерен, чтобы до конца и отчетливо видеть сейчас место и роль всех и каждого. Однако же, каждый и все в нем участвуют.

    ДЕСЯТИЛЕТНИЙ ЦИКЛ, и в стране и в Санкт-Петербурге многие ситуации и фигуры возвращает «на круги своя»: снова в городских и российских СМИ заговорили о Новой Голландии, ВСМ, персонах Большакова или Малышева, и других спорных реалиях и проектах 1990-го года. Потенциал «бандитско-номенклатурного» капитала того и ближайшего последующего времени, однако в значительной мере исчерпан. А вот исходный, прежде всего культурно-исторический потенциал, питавший общественные импульсы десятилетней давности, потенциал «Возрождения Санкт-Петербурга», пусть и сравнительно небольшой, однако же, не слишком растрачен и наоборот, город, скорее все-таки, сохранял его и наращивал, пускай не всегда осознанно, или питаясь разнородными, порою взаимоисключающими стимулами.

    «Топохрон Петербурга», ядро «касталийской культуры» давних утопий «Игры в бисер» Германа Гессе на петербургской почве, проник в электронную сеть (проект «Топохрон-98» КГИОП и «Alt-soft»), а университетская монография «Основания регионалистики» (отв.ред. А.С.Герд, Г.С.Лебедев) СПб 1999 издана, с изложением теории топохрона в соответствии со Схемой Системы Программ «Регионалистика Петербурга» НИИ комплексных социальных исследований Санкт-Петербургского государственного университета, принятой в 1992 году. В 2000 г. городские субсидии Университету позволили развернуть эту Систему Программ в изучение «топохроники Евразии» от Норвегии до Гималаев и Китая, закрепляя при этом исходные топохроны Варяжской Руси в Ладоге, на Луге, Архипелаге Финского залива от Котлина до Гогланда, концентрическими кругами приближаясь к топохронике «Первоначального Петербурга», где концентрируется базовый, исходный потенциал научно-образовательного комплекса России (см. об этом: «Санкт-Петербургский университет», № 13 (3536) 18.05.2000, № 2 (3557) 24.01. 2001).

    ДЕСЯТЬ ЛЕТ прошли, со времен ДВ-90, выдвинувшего в программных целях «Демократического Ленсовета» действующую установку «Возрождение Санкт-Петербурга к 300-летию Основания Города». Центр региональных исследований и музейных технологий «ПЕТРОСКАНДИКА» НИИ комплексных социальных исследований Санкт-Петербургского государственного университета, со своими экспедиционными и издательскими программами, открытыми коллективной научно-исследовательской междисциплинарной монографией «Основания регионалистики. Формирование и эволюция историко-культурных зон» СПб 1999, представляет собою в 1999-2001 гг. один из примеров того, к чему сводится конечный итог, «сухой остаток» импульса 1990-91 гг.

    Тогда, десять лет назад, оценив ситуацию финала советской эпохи в культуре Петербурга («Семь бед культуры», «Веч. Ленинград» 22.12.90), я как член тогдашнего Президиума Ленсовета предлагал -- стратегию. В полном виде -- она была опубликована (в статье «Из тупика культуры Санкт-Петербурга-91. Советы постороннего», «Веч. Петербург» 27.09.91) после моей отставки с поста председателя депутатской комиссии по культуре и культурно-историческому наследию Петросовета, после (и по горячим следам) ГКЧП, а главное -- после голосования горожан (одновременно с Выборами Президента России Ельцина и мэра города Собчака) 12 июня 1991 года за возвращение Ленинграду -- исторического имени Санкт-Петербург.

    Эта стратегия, как и многие другие последующие предложения и проекты автора, была безмолвно отвергнута городской бюрократией и номенклатурой, в общем согласии с депутатами (из них, только тогдашние мои коллеги по комиссии, Л.П.Романков и А.А.Ковалев изначально сохраняли благожелательный нейтралитет, обеспечив хотя бы «титульное» сохранение этих стратегических установок в деятельности и документах Ленсовета/Петросовета 1990-93 гг., и второй срок они оба возглавляют, на правах председателя и вице-председателя, соответствующую профильную комиссию ЗакС СПб).

    Основные, базовые элементы этой стратегии:

1. выделение инспекции охраны памятников (тогда в 1990 -- одного из подразделений одного из Главных управлений Ленгорисполкома) в самостоятельную структуру городской Администрации -- ныне КГИОП
2. особый статус Исторического центра Санкт-Петербурга
3. политический вектор Юбилея 300-летия города в течение десятилетия до 2003 года
4. реноминация (возвращение исторического имени города) Санкт-Петербурга

    Эти положения были приняты, а первоочередные меры -- проведены до моей отставки и смены состава Президиума, к 12 июня 1991 года. Они действуют до сих пор, несмотря и на смену «персоналий» (как сейчас стали почему-то выражаться вместо «персон», в нормативном русском и любом другом языке «персоналия», personalia = «список персон») на руководящих постах, и периодических колебаний позиций этих персон, сначала мэра а потом и губернатора Санкт-Петербурга, покойного А.А.Собчака и здравствующего В.А.Яковлева.

    Однако производные от этих базовых, и продуктивные элементы стратегии, такие как

1. мотивированная, взаимосвязанная и соподчиненная иерархия объектов культуры (Храмы, музеи, архивы, библиотеки, театры, институты, школы)
2. самоорганизация общественного слоя (страты) «хранителей» этих объектов, на тот момент времени -- значительной части городской интеллигенции советского «среднего класса»
3. участие этой общественной страты в формировании, и контроле над законодательной и исполнительной властью
4. которые в свою очередь, с необходимостью опираются и развивают общегородской исследовательский центр, -- все эти элементы стратегии не были приняты и реализованы. Это положение сохраняется до сего дня

    Проблемы культуры, и в частности, едва ли ни ежедневно возникавшие при строительных работах минувшего 2000 года, проблемы «археологии Петербурга», буквально «выпирающие» сквозь городской асфальт -- прямое следствие отказа действующей Администрации (строго говоря, любой из сменивших «администрацию ДВ-90» с лета 1991 года), от этих стратегических установок и следовавших из них -- решений и мер. Эти установки, отвергнутые в административной сфере, были, в виде своего рода, «компенсационного процесса», в течение десятилетия трансформированы в исследовательскую стратегию университетской системы программ «Регионалистика Петербурга» (1992-2003).

2. Истоки коллизии

    В жизни Санкт-Петербурга -- Петрограда -- Ленинграда -- Санкт-Петербурга за минувшие, без малого триста лет, 12 июня 1991 года – едва ли ни единственный в своем роде, осознанный акт самоопределения, идентификации социума, пожалуй, нигде более в России не осуществленный с такой полнотой и отчетливостью. Свой вклад в эту самостоятельность национальной идентификации, освобождение общественного самосознания, мне довелось внести, сначала определяя его в узком и закрытом для непосвященных русле «академической» и университетской науки послесталинской поры, по следам хрущевской «оттепели» поздних шестидесятых.

    Далекие во времени и неизвестные широкой публике дискуссии по «варяжскому вопросу» начальной русской истории на университетском истфаке в 1965-м, затем -- экспедиции по Пути из Варяг в Греки (в 1987-м -- вынесшие это полузапретное словосочетание на страницы «Правды», органа ЦК КПСС), в разгаре «перестройки» вывели Ленинградский университет (основной очаг позднесоветского «неонорманизма») к внутриуниверситетской кампании о снятии имени Жданова -- с Ленинградского университета. Собственно, это -- одно из многих в ту пору, первых проявлений стремления к идентификации, если не восстановления, то -- начального очищения самосознания социума.

    Кампания на страницах университетской многотиражки была начата в конце 1986-го, и совпала с публикацией в «Огоньке», всесоюзном рупоре перестроечных реформаторов, программной статьи Юрия Карякина «Ждановская жидкость», что и завершилось, в общесоюзном масштабе в начале 1989-го, Постановлением ЦК КПСС о снятии имени сталинского идеолога А.А.Жданова со всех носивших это тяжкое бремя объектов.

    Вполне органично «антиждановская кампания» перешла в работу по организации ленинградского отделения антисталинского Общества «Мемориал», в масштабе Союза возглавленного, возвращенным из горьковской ссылки, академиком А.Д.Сахаровым. В моем архиве сохраняется фотография, где А.Д.Сахаров с Юрием Карякиным проверяет текст Устава «Мемориала», который Глеб Лебедев, председатель Редакционной комиссии вынес на трибуну Учредительной конференции Всесоюзного Общества. Напряженная и прямая линия связывает первую в стране легальную демонстрацию «Мемориала», что вынесла в очередной день Октябрьской революции 7 ноября 1988 года на Дворцовую площадь Ленинграда -- лозунг «Осудить и искоренить сталинизм», и победу ДВ-90, которая принесла городу не только отрицание тоталитарного прошлого, но и конструктивную альтернативу -- «Возрождение Санкт-Петербурга к 300-летию Основания Города».

    Ельцинский «разгон», досрочное прекращение полномочий демократического Петросовета в конце 1993 года, с моей точки зрения был, хотя и не вполне заслуженным в данном случае, но закономерным финалом Советской власти, раз в стране, то и в городе. В критические дни октября 1993-го я был среди тех тридцати депутатов, что добивались отмены «анти-ельцинской резолюции» Малого совета, бросавшей город в лагерь коммуно-патриотических реваншистов, -- а ведь потребовалось набрать 130 голосов для отмены этой злосчастной резолюции. Экс-депутатом, последний раз я выступал публично, на анти-ельцинских, первых митингах протеста против Первой Чеченской войны, со ступеней Казанского собора в январе 1995 года. Остановить эту войну, «самую тяжкую ошибку» Первого Президента России, как сам он сейчас ее понимает, мы не смогли: но общественное «Движение солдатских матерей» начиналось на этих ступенях, а цену чеченских войн начинает осмысливать, пять лет спустя, уже следующий Президент.

    Однако, пять лет мы (я имею в виду свою, очень узкую, может быть, шеренгу «демократов первой волны») -- молчим, с переизбрания Ельцина в 1996 и до избрания Путина в 2000 году. И тому и другому, я -- отдал на Выборах Президента, свой голос.

    Были ли то -- компромиссы? Альтернатива Явлинского, как в 1996-м, так и в 2000-м, опиралась на вызывающую декларативность «яблочников», столь знакомую по «радикальным демократам» Ленсовета-Петросовета 1990-93 гг. А ведь свою «проверку на вшивость» демократического движения «первой волны» я выполнил с однозначными для меня, тестовыми результатами, еще в 1988-90 годах, когда тщетно доказывал взволнованным соратникам, что «демократия» и «демократизация» (в которую мы вступаем) -- два качественно разных агрегатных состояния (как лед и вода, или вода и пар). Тщетно, однако, как выражаются Михаил Леонтьев и Максим Соколов.

    Важнее, однако, для меня было другое. ЛНФ, Ленинградский народный фронт при своем формировании весной 1989 года пригласил меня, доктора исторических наук и университетского доцента (годом позже, в разгаре избирательной кампании, уже -- профессора) в качестве «эксперта по культуре» («экспертом по экономике» ЛНФ был А.Б.Чубайс). Программный тезис (лозунг, слоган, как сейчас выражаются), предложенный мною для ДВ-90, был следующий:

    Ленинград -- город-музей цивилизации будущего (1989 -- 2003).

    Тезис этот вызвал неожиданное для меня отторжение. Ядром ДВ-90, наряду с Клубом «Перестройка», «Мемориалом» было, по сути первое в городе независимое общественное движение Группы «Спасение» Алексея Ковалева. Именно они еще весной 1986-го (до «анти-ждановской кампании») вывели горожан на Владимирскую площадь, защищать Дом Дельвига, а затем (безуспешно) -- «Англетер», на фоне этих выступлений Исторический центр Ленинграда и пригороды Петербурга приобрели статус Всемирного наследия ЮНЕСКО, подтвержденный Правительством СССР. Но именно от одного из ближайших ковалевских соратников (а в дальнейшем -- своего коллеги по Президиуму) я услышал:

    -«Город-Музей», это напугает горожан. -- Коля Журавский, будущий председатель Жилищной комиссии Ленсовета и автор жилищной реформы, плодами которой петербуржцы пользуются до сих пор, не увидел главного в этой формуле: Цивилизации Будущего.

    Лозунг «Возрождение Петербурга...» был -- достигнутым компромиссом. Необходимым, но недостаточным.

    Следующий тест -- апрель-май 1990 года, когда мы все, победившие кандидаты ДВ-90 формировали новую структуру власти, и в итоге, побоялись пойти на реальные меры самоорганизации «среднего» (в ту пору, тождественного с остальными трудящимися) класса, то есть -- на реальное самоограничение собственных властных полномочий. С трибуны Совета я предлагал ограничить и число «оплачиваемых» депутатов, поставив депутатский оклад -- в жесткую связь с выполнением конкретных, особых и обязательных обязанностей по постоянной комиссии. Принять за аксиому -- принципиально временный, «переходный» характер собственной власти, призванной заменить Советскую власть -- нормальными представительными органами с последовательным разделением «властных ветвей».

    Возобладала, в полном соответствии с нормами демократии, воля большинства, и «посадив» себя на оклады, ленсоветовские депутаты быстро слились и поделились обязанностями, полномочиями и интересами с прежней бюрократией, силовиками, капитализирующейся номенклатурой. По сути дела, безальтернативный расклад этот определился в течение первого года «администрации ДВ-90», еще до того как возглавивший ее А.А.Собчак начал создавать новую, свою собственную администрацию мэра Санкт-Петербурга (после 12 июня 1991 года).

3. На круги своя

    Двуглавые Орлы на старинных люстрах Большого зала Мариинского дворца в Санкт-Петербурге, конечно, пересидели большевиков, равно как Государственный Совет Российской империи, и Временное Правительство России 1917 года, а затем и Демократический Ленсовет/Петросовет 1990-93 гг., и ныне взирают на депутатов Законодательного Собрания Санкт-Петербурга. Миг, когда надо было приложить усилие для решающей трансформации страны, очередной петербургской инверсии, мы -- депутаты ДВ-90, все-таки не пропустили. Вектор -- Возрождение Санкт-Петербурга к 300-летию Основания Города, был найден и утвержден, в общем, вовремя.

    Правда, по ходу этого поиска становились все отчетливее внутренние противоречия российского «демократического движения», на мой взгляд, связанные прежде всего, с недостаточностью его гуманитарной образованности (советский «мидл» формировали, в основном инженерные кадры, а подготовка школьников поколения «брежневской эпохи» в гуманитарной сфере была наихудшей за все советское время), равно как со связанною с этой подготовкой, свойственной технократам, размытостью этических норм, прагматизм победителей, которым «все дозволено».

    Вскоре после «самоопределения» собственного статуса, этот прагматизм проявился при формировании исполнительной ветви новой власти «демократов первой волны». Избирая, в мае 1990 года, Председателем Ленсовета А.А.Собчака, демократическое большинство достаточно единодушно определилось и в отношении Председателя Ленгорисполкома нового состава, А.А.Щелканова. Оба -- депутаты «Межрегиональной группы» союзного парламента (Съезда Советов СССР), признанные лидеры демократов, причем Щелканов уже проявил лучшие свои качества, и прежде всего -- безусловно строгую этику. Предложение возглавить Ленгорисполком он принял с условием -- ему дадут сформировать и утвердят по его представлению собственную команду.

    Состав ее летом 1990 года был ясен: первые позиции Щелканов отводил для В.Н.Косарева, инженера-экономиста с большим опытом метростроевской работы, одного из членов ленинградского «Мемориала», и Ю.В.Болдырева (два «зампреда», по экономике, и по политике, второй, правда, предпочел сохранить депутатский мандат, -- и правильно сделал ). Главным архитектором Щелканов видел В.Ф.Назарова (директора НИПИ генплана), орготдел предполагал поручить Чубайсу, плановый -- Большакову (создателю и руководителю ленинградского «Госплана» при предыдущем, ходыревском Исполкоме, основной креатуре «старой номенклатуры»). Это ядро команды Щелканов считал оптимальным, и полагался на обязательства Ленсовета.

    Президиум городского совета 17 июля 1990 года дал первый урок «демократическому идеалисту». Из представленных им кандидатур, только А.Б.Чубайс был утвержден «заместителем председателя по экономической реформе», кандидатуры Назарова и Косарева -- отклонены, а «первым замом» назначен -- Большаков.

    Главный вопрос -- о «первом заме» ставили на голосование -- дважды: Косареву не хватало -- одного голоса. По крайней мере, трое из «демократических лидеров» -- членов Президиума находились в это время, в заграничных командировках.

    Собственно, с этого времени было ясно -- демократическая реформа в городе обречена на тяжелые и проигрышные компромиссы с номенклатурой, успешно капитализирующей фонды городского хозяйства, и эти компромиссы будут действовать, подчиняя себе обе ветви власти, и Щелканова, и Собчака.

    А не подчинят, так скинут. «Осенний удар -- по Щелканову, зимний -- по Собчаку?» -- характерные заголовки газетных статей после «хлебного», «масляного», «табачного» кризисов и даже «бунтов» лета 1990-го.

    Тот и другой -- эти удары выдержали, однако к концу 1990-го стало ясно: А.А.Собчак не станет «договариваться» и пытаться объединить разношерстных лидеров «демократических фракций». Советы должна сменить нормальная система «разделения властей». Мэр будет избран -- населением, и сформирует свой собственный аппарат управления, Администрацию города.

    Стратегия «Возрождения Петербурга...» становилась игрушкою и разменной картой в игре разнородных, и даже взаимоисключающих социальных сил. Следующий «тест демократии» в моем измерении -- 14 декабря 1990 года, первая Годовщина смерти А.Д.Сахарова, и очередная -- восстания декабристов 1825 года. В этот день я покинул заседание Президиума, чтобы с Александром Марголисом и Львом Лурье провести небольшой мемориальный митинг на Сенатской площади. Президиум тем временем, по председательством А.А.Собчака решал вопросы об отношении ГИОП -- Инспекции охраны памятников, и КУГИ -- Комитета по управлению городским имуществом. Радикальных решений тогда -- не приняли, но позиция и тактика будущего мэра вполне определились. -- Вот, и наше 14 декабря, -- сказал я вечером Марголису, генеральному директору Международного благотворительного фонда Спасения Петербурга-Ленинграда, только что основанного и возглавленного А.А.Собчаком.

    События, вопросы, решения тех лет формировали сегодняшнюю действительность. Можно вспомнить, как к концу того же 1990 года определился выбор, между «Мистерией Петербурга», которую Фонд Спасения готовил вместе с Интерьерным театром Николая Беляка, и «Петербургским Марафоном» Тамары Максимовой. Предпочли «Марафон». Марголис, по поручению Собчака обеспечил его организацию, мне досталось -- сопровождать делегацию муниципалитета Милана в Мариинский театр. -- Вам понравилось? -- спросил я итальянцев (через переводчика) наутро, по окончании действа. -- Yes, magnific! -- А вы бы устроили такое в «La Scala» ? -- No, no!

    «Возрождение Санкт-Петербурга к 300-летию Основания Города», тем не менее объединяло городских депутатов, А.А.Собчака в его избирательной кампании, и как показали результаты -- большинство горожан вплоть до 12 июня 1991 года.

    Правда, после победы и формирования собственной Администрации мэра, возобладали другие приоритеты. «Санкт-Петербург -- Свободная экономическая зона» (профильный комитет Мэрии одно время даже возглавлял Ю.П.Савельев, известный и ныне Ректор Военмеха, друг Саддама и Милошевича). «Банковская Столица -- финансовый Санкт-Петербург», «Олимпийский Петербург 2004 года». Игры Доброй Воли с Тэдом Тернером, -- репетиция Олимпийских в 1994 году.

    «Петербург -- 2003» отодвинулся на маргинальную орбиту городского сознания. Правда, здесь объединилась (вокруг Фонда Спасения) группа городских интеллигентов и даже влиятельных специалистов, к которым А.А.Собчак -- Президент и основатель Фонда, склонен был прислушаться. «Санкт-Петербург на рубеже столетий, или Не быть пусту месту сему!» -- воззвала эта «Инициативная группа» ( профессора Т.А.Славина, В.М.Алахвердов, Г.С.Лебедев, директор Фонда А.Д.Марголис, режиссер Н.В.Беляк, бизнесмен С.И. Цыбуков) со страниц «Недвижимости Петербурга» 22 сентября 1994 года, и в «диалоге» на страницах издания приняли живое участие Олег Харченко, главный архитектор города, Александр Позднухов (зам.начальника УГИОП), академик архитектуры В.Ф.Назаров. В итоге этих, и многих других событий в конце года вышло Распоряжение мэра № 1095-р от 28.10.94, которым Юбилей ПЕТЕРБУРГА -- 2003 включался в число «приоритетов культурной политики города». Волею судеб, в отсутствие мэра (находившегося в очередной командировке) распоряжение подписал один из его заместителей, В.В.Путин.

    С 1995 года началась вполне целенаправленная работа по подготовке к Юбилею Санкт-Петербурга. В частности, мэрия приняла предложение Ж.И.Алферова, и при Президиуме С-Петербургского центра Академии наук был создан Научный совет по археологии Петербурга, начал издаваться альманах «Archaeologia Petropolitana», обозначилась отчетливая тенденция к формированию фундаментальных программ, реализующих установки Возрождения Санкт-Петербурга.

    Хорошо, но поздно. Потеряно было -- пять лет из «Юбилейного Десятилетия» с осени 1991 до начала 1995 года. И снова -- можно судить не о «внешних», между разными политическими силами, а о внутрикомандных противоречиях. Не коммунистический кандидат, и даже не Ю.В.Болдырев, «радикальный демократ», основным соперником А.А.Собчака в кампании 1996 года оказался член его собственной команды.

     -- П’шёл ..., болтун, -- вручая «черную метку», говорит капитану -- боцман. Эту сценку из Стивенсона я вспомнил, просмотрев последний предвыборный диспут кандидатов на пост Губернатора Санкт-Петербурга.

     И снова, знакомый «перебор вариантов» стратегии развития Города. Почти в той же последовательности, что и в Администрации Собчака. Трудно сейчас представить, слушая выступления В.А. Яковлева, что пять лет назад приоритетами были -- то «банковский», то «транспортный», то -- снова, «олимпийский», на худой конец -- «Хоккейный Петербург». О Юбилее 300-летия новая Администрация вспомнила, только после того, как Петербург бесповоротно проиграл конкурс на Столицу Олимпиады-2004.

    Правда, на второй срок В.А.Яковлев шел, уже убежденным сторонником безусловного национального приоритета и мирового значения Юбилея Санкт-Петербурга в 2003 году. Что ж, дай Бог нам всем этот Юбилей встретить -- достойно.

    БЛИСТАТЕЛЬНЫЙ ПЕТЕБУРГ Российской Империи парадоксальным образом, выстоял уходящее ХХ столетие. В 1900 и в 2000 гг., армия и флот, бюрократия и профессура, индустрия и антиквариат, буржуазия и богема, банки и казино оказываются сходными, до тождества. Вот только, большевистские комиссары в начальном промежутке этих лет, успели поизносить до утильного состояния, комплекты кожаного авиационного обмундирования, которое в разгаре Первой Мировой войны заказал и доставил для военно-воздушных частей Российской Империи великий князь Александр Михайлович (см. об этом: Великий князь Александр Михайлович. Воспоминания. Две книги в одном томе. М., 1999).

    Столетие -- пронизано непрерывной войною, которую вела и ведет Россия: не только в 1904-05, 1914-18, 1918-21 и до 1939-45, но и Корейская война 1950-52, Вьетнамская 1964-75, Афганская 1979-89, Чеченская 1994-2001, -- даже за последние полвека едва наберется двадцать «мирных лет», и то пронизанных «немецкими», «венгерскими», «чехословацкими» событиями и Карибским кризисом 1962 года -- «схлопнутой» Третьей Мировой термо-ядерной войной. И в этом состоянии войны, почти все столетие державшей мир разделенным на враждующие военно-политические лагеря, Россия оказалась единственной страной коммунистического блока, способной самостоятельно освободиться от тоталитарного режима.

4. Век России

    20 октября 1994 года королевская яхта «Британия» пришвартовалась у памятного знака крейсера «Аврора» к Набережной Красного флота, переименованной уже снова в Английскую набережную, и королева Елизавета II приняла петербургскую делегацию (в том числе, самого молодого в ту пору из городских депутатов Алексея Ковалева) в знак прощения России -- цареубийства, и возвращения ее в сообщество цивилизованных народов и государств.

    ВЕЛИКОБРИТАНИЯ и РОССИЯ, а вовсе не Соединенные Штаты Америки, маркировали и заполнили своими Судьбами весь ХХ век: королева-мать Елизавета, 1900 г.р. полное столетие прожила, принцессою, королевою, а затем главою династии, в 18 лет пережив казнь своих российских венценосных родственников,а также и обе Мировые войны, трансформацию своей Империи в Содружество, интеграцию в Объединенную Европу, и ее Держава удержала незыблемость традиций, мощь и неизменный авторитет в мире.

    Российская Империя, на ее памяти прошла через три революции, распалась в ходе Первой Мировой войны, пережила семидесятилетнюю диктатуру большевиков, трансформируясь в Советский Союз, выигравший в союзе с Великобританией, Вторую Мировую войну, избавилась от тоталитаризма и вошла в фазу Реформирования России, медленно эволюционирующей от Империи к Содружеству, сменив четыре взаимоистребленных поколения, но сохраняя ядерно-космическую мощь и авторитет в мире.

    РОССИЯ, как констатировал в одном из залов Смольного на встрече с петербургской интеллигенцией в мае 2000 года один из авторитетных лидеров Британского Содружества наций, министр иностранных дел Индии Джасвант Сингх, в результате модернизации XVIII века прорвалась к морю. Индия эту геополитическую задачу в том же столетии, так сказать, волей или неволею, но «переуступила» англичанам, а потому, на два столетия стала -- колонией Великобритании (в то время, как мы отделались, в крайнем случае «Английской набережной» Санкт-Петербурга). Военно-морской флот Индии ХХI века, спустя триста лет создается на санкт-петербургских верфях. Однако возможна и «встречная» из Индии -- в Россию, трансплантация духовных ценностей, достижений и технологий, таких как научно-гуманитарные, философские, естествоиспытательские, художественные и воспитательные программы рериховского Института «Урусвати». Редкий опыт российско-индийского культурного синтеза, при его безусловно мировом значении («Пакт Рериха» стал основой деятельности ЮНЕСКО) может стать реализацией эквивалентной «обратной связи» этих двусторонних отношений. В свою же очередь, этот опыт генетически связан с петербургским «Серебряным веком», осмыслением начал Варяжской Руси, древнего Пути из Варяг в Греки, где по Н.К.Рериху «из Византии грезилась нам Индия». Миллиард населения Индии, как и в Китае -- один из параметров того Многополярного мира III тысячелетия от РХ, в который Россия входит, при стремительно сокращающемся населении (хотя, при сопоставимой территории, человеческих ресурсов в распоряжении Президента Путина -- все еще, в семь раз больше, чем было у Петра Великого, 140 млн чел., против 20 млн в 1703 году)

    ДОГОНЯЮЩАЯ МОДЕРНИЗАЦИЯ, характерный «ответ на вызовы» исторического процесса для стран с патриархально-общинным аграрным укладом (см. об этом: Волобуев П.В., Булдаков В.П. Октябрьская революция: новые подходы к изучению. // «Вопросы истории» 1966, № 5-6, с.13-15; Лебедев Г.С. Тысячу лет спустя или Опережающие прорывы и их цена. // «Знание -- Сила» 1989, № 5, с.50-57; Коротаев В.И. «Русский Север в конце ХIХ –первой трети ХХ в.: догоняющая модернизация и социальная экология». Автореф.докт. дисс. Архангельск, 2000).

    От России и ее восточноевропейских соседей , до Индии, Китая, Вьетнама, Кореи, в ХХ веке эта «догоняющая модернизация» была осуществлена, прежде всего в условиях или с использованием принципов и методов социализма: включая урбанизацию, индустриализацию, военно-промышленный комплекс вплоть до оружия массового уничтожения и космических технологий, то есть до исчерпания потенциала индустриальных до- и предэлектронных технологий. Появление «постиндустриальных технологий» кладет предел этим условиям и средствам социализма. «Информационная цивилизация» III тысячелетия предполагет свободу движения и обращения информации, которая в ХХ веке могла быть монополизирована правящей тоталитарной структурой «руководящей и направляющей силы» социалистического строя, партийной организации, мобилизующей дисциплинированные эгалитарные массы трудящихся классов.

    Объединение Кореи, предстоящее в 2000-х гг., вероятно, во многом повторит объединение Германии в 1989-м, и после того, как вслед за Берлинской стеной рухнет погранполоса 38-й параллели, Китай, как в свое минувшее время Советский Союз, ныне -- последняя Великая социалистическая держава ХХ-XXI вв., неизбежно вступит в очередную и последнюю фазу реформирования. Вероятно, в отличие от нас, китайцы с неспешной мудростью Срединного государства, выведут на персональные пенсии пожилых партийных функционеров, а тридцати-сорокалетние воспитанники Дэна капитализируют госимущество и превратятся в конкурентноспособных менеджеров мировой рыночной экономики, скорее всего, равнодушных к неизбежным издержкам необходимой для этой экономики, многопартийной политической системы.

    РОССИЯ, не столько -- в Санкт-Петербурге, тем паче -- Москве, но прежде всего -- в своих провинциальных городах, областных (губернских) а порою даже, районных центрах 1990-2000 гг., создала, столь же «нейтральную» к полюсам современности силу, отстраненную до поры до времени от «передела собственности», интеллигенцию этой наступающей формации. Эта новая провинциальная интеллигенция, с введением Internet быстро стряхнет столичную «пену», потребовав от российских столиц -- конкурентноспособности, недоступной в Москве, и даже в Санкт-Петербурге для поколения мародеров реформируемой России.

    Мародеры социализма -- следствие конвульсивности коллапса: ГКЧП 1991 года могло и не быть, сохрани тогдашняя номенклатура способность ясного ответа на вопрос Юрия Солонина (коммуниста и декана философского факультета ЛГУ) -- Мы что, осуществляем смену формации? -- на одной из общеуниверситетских партконференций КПСС 1989/90 гг. Советский Союз умер от инфаркта, -- естественно, мертвое тело кинулись обирать до последней нитки цветных металлов.

    Союз -- умер, но Россия -- жива, стряхнув его, словно бабочка -- кокон, и с треском и болью разворачивая крылья.

5. Искомый потенциал

    Исследовательская программа, выношенная и реализуемая в тех же университетских стенах, где десятилетие за десятилетием мы исследовали, обсуждали и направляли «судьбоносные проблемы» страны, от «варяжского вопроса» (начального, а потому -- ключевого для русской истории) до «смены формаций» на исходе ХХ века, за последние семь-десять лет дала свои «академические» плоды. В рамках моей компетенции, это -- прежде всего, результаты историко-археологических исследований Петербурга и региона.

    Отработана концептуальная база парадигмы «теории топохрона» и эпистемы (конкретно-исторического знания) Петербургского края, а также генезиса урбанизма Петербурга, принципиально новые решения проблем предпосылок возникновения, функций, многослойности градостроительной структуры Мегалополиса России на Балтике. Эти парадигма и эпистема вполне пригодны для создания достоверной информационной базы данных («Топохрона Петербурга»), которая начала формироваться («Альт-софт», Фонд Спасения Петербурга), хотя и без необходимой методологической и методической детализации. Результаты исследований излагаются в серии учебных лекционных курсов на гуманитарных факультетах С-Петербургского государственного университета (СпбГУ), Университета культуры и искусства (СПбГУКИ), Университета педагогического мастерства (УПМ). Непринятая правящей бюрократией, стратегия «Возрождения Петербурга (города-музея цивилизации будущего)» осваивается новым поколением специалистов, и наверное из их рядов очень быстро выдвинется очередная «шеренга», более конкурентноспособная по сравнению с действующей номенклатурой власти и элитой бизнеса.

    «Страта» хранителей продолжает формироваться. Это conditio sine qua non (непременное условие), вытекающее из самого факта существования «культурного наследия», в Петербурге материализованного, прежде всего и наиболее полным образом в городской «недвижимости» (real estate), архитектуре.

    Стратегия -- страта -- стратификация, взаимосвязанные составляющие процесса, пронизывающего это рубежное десятилетие конца ХХ века и переходящего в XXI столетие. «Несовпадения по осям» каждой из этих составляющих формируют напряжение социального диссонанса, в котором правда и раскрываются, иногда неожиданные и беспредельные творческие горизонты, и достигаются парадоксально высокие и значимые культурные и художественные свершения, такие как постановки Гергиева, Школа Растроповича, экстраординарные выставки и телесериалы Эрмитажа и Русского музея и многие другие события культурной жизни Санкт-Петербурга (хотя и растворяемые, и деформированные в безграничном океане «рыночной» попмасскультуры). Способ соединения всех этих (и многих других подобных) явлений и процессов в жизни сегодняшнего Санкт-Петербурга, должен, по-видимому снова и снова выявить, раскрыть и реализовать его базовый, историко-культурный потенциал, полноценно раскрыть и представить стране «Феномен Петербурга» XXI века.

6. Растраченные ресурсы

    Однако социальная страта «хранителей», в областном Ленинграде и постсоветском Санкт-Петербурге составлявшая существенную часть формировавшегося «среднего класса», наиболее интеллигентный слой петербургского «мидла», за это десятилетие 1990-2000 изменилась, и необратимо, в условиях приватизации и стратификации петербургской культуры -- как составляющей части общей экономической базы Реформируемой России конца ХХ -- начала XXI века.

    Мой ученик, друг и сотрудник, археолог Сергей Кузьмин сочинил несколько авторских «экспедиционных» песен. Лучшая, на мой взгляд, «Атака в конном строю» описывает битву позднеримской тяжелой кавалерии с персидской армией Сасанидов: по уставу, конница шла в бой -- последовательными, тесно сомкнутыми шестью рядами.

    Первый ряд поголовно вырублен,
Копья врага сломал -- второй,
Пехоту его прорывает -- третий,
И добивает ее -- шестой!
Не верьте! Возможности смерти в бою,
В плотном строю
Не страшен -- враг...

    «Первая волна демократов» составила существенную, хотя может быть, и не лучшую часть моей жизни. Впрочем, про себя я описывал происходящее в терминологии, относящейся не к этой римской коннице (может быть, генерационный опыт -- разный), а к построению пехоты римского легиона. Он, как известно, кроме легковооруженных «велитов» ( роль их в 1980-90-е годы сыграли многочисленные общественные организации и движения), строился в три боевых линии, где тяжело (и одинаково, в общем) вооруженные легионарии различались, прежде всего по возрасту (сроку службы), а соответственно и функции.

    Гастаты, составлявшие первую линию, молодые воины (в армию набирали с 16 лет) начинали бой метанием тяжелого «пилума» и бились до изнеможения, выматывая противника. Эту роль в наших «политических битвах» играли и играют весьма успешно работники средств массовой информации, журналисты (правда, квалификация, выработанная в последнем десятилетии, очень немногих позволяет определить этим профессиональным термином, преобладают у нас «журналюги» и «журналюшки»; однако, для первого ряда -- самое то).

    Принципы (ударение -- на втором слоге) входили в бой стройными манипулами, через интервалы построений растрепанных манипул гастатов, для того, чтобы решить дело: зрелые, полные сил тридцатилетние мужчины с полным боевым опытом, нормальные профессионалы: политический эквивалент -- собственно, современные политики, администраторы, бизнесмены, все, кого сейчас обычно определяют у нас понятием «элита»

    Триарии, воины третьего ряда в римской пехоте -- ветераны, в возрасте до 55 лет (когда отпускали в отставку, на отдых почетным сословием «декурионов», вилловладельцев провинциальных муниципий). Те, кто достиг этого возраста (45-55 лет) в условиях римской военной службы, располагали бесценным боевым опытом, знанием дела, но и входили в дело -- только в случае крайней необходимости. Res venit triariae, «дело дошло до триариев», кранты, одним словом. Как правило, однако, их появление, видимо, создавало оглушительный психологический эффект: представьте, появление колонны полковников, во всеоружии, полных сил и боевых заслуг, с обнаженными клинками коротких мечей-«гладиев» перед измотанными уже схваткою, израненными и подусталыми «принципами» противника. Триариями пользовались, но -- в крайнем, решающем случае. Та мобилизация кадровых интеллигентов, профессуры, писателей, артистов, что обеспечила «прорыв» 1989-91 гг. в наших российских условиях оказалась именно такой, крайней мерой. Собственный опыт минувшего десятилетия, позволил мне примерить «доспехи» и велита, и гастата, и принципа, и триария; можно сказать и так, что в 1990-91 та манипула, в которой я стоял, прошла в свой черед -- сквозь интервалы принципов и гастатов, сделала дело, и вернулась на свой исходный рубеж, -- не без потерь. А по ходу дела я усвоил и «неуставную истину», которую, насколько я знаю, не донес до потомков ни один из латинских источников: Никогда триарии не рвались в бой.

     Дело их -- в основном, стоять в глубоком тылу резерва, спокойно, но и в полной готовности наблюдая и оценивая происходящее. Видеть цели и векторы. Улавливать и отслеживать темп десятилетия в ритме столетий.

    Системная связанность целей, стоящих перед поколением, которое должно составить основу действующего контингента в населении страны XXI века, становится, как я надеюсь, ясной при последовательном освоении изложенной стратегии. Эту системную связанность необходимо освоить, и чем раньше, тем лучше и для поколения, и для страны.

    Однако, конечно, более весомым стимулом может оказаться «статус» в «страте», движение по карьерной лестнице по-прежнему, и беспрецедентно быстро «стратифицирующегося», расслаивающегося постсоветского российского общества. Стимул этот в течение десятилетия, может быть, несколько ослабевает: расслоение общества в численном отношении 5% : 95% и соотношении доходов >1000:1 вызывает своего рода «кессонный эффект», дополняемый массовым «отстрелом» пассионариев различных общественных групп. Остался недостижимым, казавшийся продуктивным в начале десятилетия «блок профессоров и полковников» (вполне реальный в составе Ленсовета ДВ-90), а в конце этого десятилетия -- и статус, и цели, и социальная значимость тех и других, да и персональный состав контингента этих, как и многих остальных общественных групп, слишком изменились по сравнению с условиями «старта» эпохи позднесоветских и постсоветских реформ.

    Показательно все же, что как в Санкт-Петербурге, так и в целом -- России, общество возвращается ко многим проблемам и идеям «девяносто первого года» в начале наступающего нового, «путинского периода» этой эпохи. Вот, хотя бы один пример: в катастрофически развивавшейся динамике кризиса СССР, уже после провала ГКЧП мое предложение «Санкт-Петербург -- Столица Союза?» из местного «Невского времени» 31.08.91 перешло на страницы общесоюзной газеты «Труд», в ту пору -- с самым массовым тиражом (опережавшим «Аргументы и факты»). Эту же идею, в ином авторстве и вариациях, обсуждают в 2001 году.

7. Перспектива

    Между тем, «Регионалистика Петербурга» (как формулируется исследовательская тема в университетской проблематике, так сказать, «оружие триария») выявила, вероятно немаловажную, хотя и неочевидную взаимосязь. «Первоначальный Петербург» (ПП/1), Исторический Центр с его творческим потенциалом культурно-исторического наследия Российской Империи -- Академией наук, Университетом, Академией художеств, Библиотекой и Архивом РАН, Пушкинским Домом, Кунсткамерой и другими академическими музеями -- фундаментальное условие для общенациональной значимости предполагаемых (да и действующих) объектов «Правительственного Петербурга» (ПП/2), которые даже топографически локализуются в градостроительной структуре оптимальной зоной вдоль Невы и Шпалерной ул., от Большого Дома на Литейном, к Таврическому дворцу и Смольному.

    ПП/1 -- ПП/2. Поколение «Некст» студентов СпбГУ, СПбГУКИ и др., должно хотя бы усвоить аксиомы и постулаты этой стратегии. «Скоро миром будут править двадцативосьмилетние выпускники университетов», не без горечи замечает персонаж американского телесериала «Служба новостей». И действительно, так. Но для того, чтобы это произошло, нужны -- качественные Университеты. Санкт-Петербургский государственный университет, воспитавший ныне действующего Президента России, неспроста расположен в одной из ключевых точек градостроительной структуры и образует одну из доминант ансамбля топохронов Санкт-Петербурга.

    ПП/3 -- «Промышленный Петербург» прецизионного судо- и машиностроения, для ПП/2 («Правительственного Петербурга») предоставляющий индустриально-экономический потенциал, обретет необходимую эффективность только при опоре на научно-образовательное ядро ПП/1 «Первоначального Петербурга», сосредоточения в изначальных петербургских топохронах -- Академии наук с институтами, архивом и библиотекой (БАН), Университета, музеев и научных центров, концентрирующих петербургскую традицию.

    Всплывающие «островами» в стратегии действующей Администрации Петербурга, программы и комплексы «Музейный Петербург» (МП) и «Театральный Петербург» (ТП) без научно-образовательного комплекса -- неполные составляющие «Первоначального Петербурга»: ПП/1>МП+ТП. Выделение их, скорее интуитивное, чем основанное на рациональной стратегии, вызвано к жизни поверхностными стимулами туристическо-шоу-бизнеса, рынком ажиотажного спроса на произведения петербургской традиции, как любой ажиотажный спрос -- опустощающего и разрушающего эту традицию.

    Упорядочнивая соотношение: ПП/1(>МП+ТП) -- ПП/2 -- ПП/3, мы восстанавливаем иерархию объектов и компонентов петербургского урбанизма, от ансамбля Стрелки Васильевского острова, Петропавловской крепости, Дворцовой и Адмиралтейской набережных и объектов Исторического центра, ограниченных дугою Фонтанки, к правительственно-административным комплексам вдоль Невы от Литейного до Смольного, и историческому индустриальному поясу предприятий Адмиралтейства, Балтийского и других василеостровских заводов и портов, фланкирующих основную горловину устья Невы. Основы этой иерархии были заложены в принятой Ленсоветом-90 установке «Возрождение Санкт-Петербурга к 300-летию Основания Города».

    База иерархии объектов культуры намечена в стратегии развития культуры (основанной на «теории топохрона») и резюмирована в систематике топохронов «Первоначального Петербурга» («Санкт-Петербургский университет» № 13/3536, 18 мая 2000 г.).

    «Правительственный Петербург» (ПП/2) впервые обобщенно описывался в 1991 году при изложении концепции «Санкт-Петербург -- Столица Союза?».

     «Промышленный Петербург» (ПП/3) -- результат саморазвития городского потенциала в условиях Реформируемой России.

    «Прагматический Петербург» (ПП/4) горожан, урбанистического «плебса» может быть обеспечен пристойным минимумом условий существования (действующий состав городского Законодательного собрания определил в качестве своей стратегической цели достижение этого минимума на уровне ежемесячного дохода среднестастистического петербуржца, эквивалентном 200 USD) лишь при органичном и стабильном взаимодействии всех выделенных компонентов.

    ПП/4 (плебс) -- ПП/3(индустрия) -- ПП/2 (власть) -- ПП/1 (культура, в иерархическом единстве собственных компонентов: церковь (в полном объеме поликонфессиональности Петербурга) -- искусство (соединяя наследие прошлого и актуальное творчество) – наука -- образование, и компоненты эти только в указанном соотношении и взаимодействии, актуализируют и развертывают жизнеобеспечивающий «дух места» genius loci, городской ТРАНСМИФ. Такова структура топохрона Петербурга в начале III тыс. от РХ.

     Эта структура, принципиально подобна (изоморфна) универсальной «структуре культурного типа», определяющего характеристики топохрона на четырех уровнях: функции (f), конструкции (с), десигнации (декорации, дизайна -- d), семантики (s); ими же описываются и любые сколь угодно сложные культурные структуры, например градостроительная (см. «Основания регионалистики», сс.36-47). ПЕТЕРБУРГ в предлагаемой формуле дифференцируется на те же четыре уровня:

• f -- плебс, жизнеобеспечиваемый урбанистическим организмом («город -- для горожан»);
• с -- индустрия, конструкция этого организма;
• d -- десигнация органами власти и управления этой конструкции;
• s -- семантика «трансмифа», реализуемая, актуализируемая и развиваемая средствами культуры.

    Только полнотой заполнения и стабильным взаимодействием уровней обеспечивается «гомеостатичность», стабильность, устойчивость, жизнеспособность социального организма. И тогда мы обнаружим, что эта структура реализует очередную «инверсию» порождает к жизни новое качественное состояние города, не вполне предсказуемый, но необходимый стране и миру, «Перспективный Петербург» (ПП/5).

    Именно этот Петербург, концентрирующий в себе результаты тысячелетнего прошлого России, и прежде всего -- трехсот лет собственной истории, может развернуться в будущее -- не как политическая, финансовая или «культурная столица» страны (эти функции, с неизбежностью остаются за Москвою как местом основной концентрации национального капитала), но как Столица культурно-исторического наследия Российской Империи. «Архетип» города, полноценно развернутый в его «топохроне» -- главное из условий существования Петербурга в его четвертом столетии, его «инверсии», которая определит, как всегда было и будет с историей этого непостижимого города, судьбу России в III тысячелетии от Рождества Христова, втором тысячелетии истории Отечества в сообществе цивилизованных государств Планеты.

Глеб Лебедев

Первая часть статьи: Глеб Лебедев. Ритм десятилетия на фоне темпа столетия