Точка зрения

После истории.

Вступление

Сразу оговорюсь, что меня интересует судьба России в постисторическом пространстве человечества. О конце истории я собираюсь говорить, как о состоявшемся факте, на фоне которого разворачивается русская трагедия. Тем более, по моему глубокому убеждению маловероятное возобновление истории европейской цивилизации возможно только, если Россия выстоит и выживет, как последний гипотетический ресурс европейской христианской культуры. Я уверена, что это осознается очень многими русскими, как образованными, так и необразованными, но разобщенными в самом низу социальной мозаики, искусственно созданной в нашей стране во время пресловутых реформ девяностых годов.

Историческое видение мира, историческое в смысле -- начало, развитие, упадок, конец, -- бесспорно принадлежит иудеохристианской традиции. Только уверенность в том, что жизнь отдельного человека, а равно и историческое бытие человечества, как в каждый период времени, так и на всем протяжении человеческой истории, -- имеют смысл, наполняют смыслом и само историческое содержание, присущее только иудеохристианской традиции.

Отрицание смысла как для совершенствования человеческой личности, так и стремления к усовершенствованию всех форм человеческого бытия, а равно и отрицание сотворения Богом мира и человека, является базой для утверждения всех видов хаоса. Неважно, упорядоченного цикличного, или фазового, или просто хаоса, того самого космического мрака и бессмысленности, который мы встречаем как предутверждение бытия во всех без исключения мифах древнейших народов при истоках их цивилизаций. Несмотря на сумбурный характер и разночтения этих мифов, именно порядок приходил в мир с победой богов над чудищем хаоса. Потому эти боги и становились предметом культа и поклонения. Хаос -- это не смерть, это хуже. Смерть -- это завершение земной жизни. Хаос -- это отсутствие как смерти, так и жизни, это -- ничто, нирвана, отсутствие самой возможности бытия. Иудаизм не только утверждает, что мир создан одним Богом Творцом, и уточняет, что этот Бог -- не победитель хаоса, а созидатель всего, но и, прежде всего и во имя чего, только он и следующее ему в этом христианство утверждает сознание как бытие человека. Отсюда, из этих онтологических посылок уникального учения Моисея-Христа, и вытекает смысл утверждаемой истории человечества. Таким образом, в жизни общества истории противостоять может только хаос, воцаряющийся через варваризацию всех форм существования человека: общественную, социальную, экономическую, политическую, личную. То же относится и к народам -- нациям, их культурам и государствам.

Очень лестно для отвлеченно мыслящих интеллектуалов, которые поголовно оказались софистами в отличие от Сократа, Платона и Аристотеля, мысливших системно, а потому и вошедших так органично в систему религии апостола Павла, так вот, для этих интеллектуалов, включая как гениальных (Ницше, Маркс, Шопенгауэр, Фрейд), так и намного менее значимых, вплоть до последних деструктивистов, очень лестно считать, что каждый из них способен организовать свой собственный космос из любого хаоса. Им также присуща уверенность в возможности человеческого мира пережить любые катаклизмы, а оставшаяся часть человечества непременно, де, создаст новую цивилизацию. Катаклизмы любые, в том числе и глобальные катастрофы, и глобальные перемены. Но им поверить может только тот, кто предположит, что ресурсы нашей планеты, включая атмосферу, воду, флору и фауну, -- неисчерпаемы. К сожалению, последние два века доказывают, что человек не только овладел природой, но и победил ее как абсолютный господин. Теперь он только утверждает над ней свою волю. А поскольку воля сама по себе категория пустая, к ней непременно прикладываются мотивы, то мотивы гордыни, алчности-корысти в геометрической прогрессии приближают уничтожение среды обитания человечества.

Отказавшись от осознания себя самих в нравственных категориях прошлого, настоящего и будущего, европейцы, сохраняя формально облик и образ своего существования, стремительно варваризируются и с космической скоростью пролетают назад целые эпохи.

Не будем обольщаться, лучше быть честными перед самими собой, ведь быть интеллектуально честным -- это тоже старая европейская доблесть, и мы ей верны. Отнюдь не средние века с их иерархической готической социальной гибкостью и христианским пафосом созидания человека и народа, вовсе не античность эпохи расцвета и даже упадка, лучшие люди которой искали выхода из тупика бездуховности, и совсем не великие эпохи рождения и становления первых цивилизаций Шумера, Египта, Элама, Крита смогут остановить этот стремительный полет назад. Ведь не они являются целью. Цели нет там, где нет осознанной идеи созидания и стремления, а повторить что-либо невозможно, как и войти дважды в одну реку. И только очень недалекие люди могут верить, что из ничего бывает что-то. Нельзя отрицать историю и признавать время, как категорию. Пространство -- это Земля, время -- это эпоха. Люди и события в эпохе -- история человечества. Поэтому без истории, вне истории обречены исчезнуть и время, и пространство. Значит, погрузиться в хаос. Понятное дело, что большая часть не только современных европейцев, свободных от самой свободы, даже свободы социальной, лишенных какого-либо выбора и детерминированных только деньгами, но и масса интеллектуальных "вожаков", так сказать самозваных пастухов стада, не отдает себе отчета в том, что направлением их движения является стремительный регресс, обрывающийся в бездне хаоса. Но не они, играющие в бисер, давно вернувшиеся в состояние младенчества и отринувшие не только интеллектуальную честность, но и всякую ответственность за свои слова и поступки, смогут остановиться у края пропасти. Но ведь есть же среди них малая толика тех, кто ведает, что творит и знает -- кому и чему он служит, кто прекрасно понимает, чем заканчивается мятеж гордыни и какова должна быть степень ненависти не только к Творцу, но и к Его любимому созданию, человеку, чтобы сознательно выбрать небытие из одной только ненависти к добру и раскаянию… И кто как не фашисты - человеконенавистники эти сатанисты?

Порядка, организации, закона и даже права, -- всего этого оказалось недостаточно, чтобы предотвратить гибель Европы. Только с позиций нашего времени мы можем это утверждать. Сто или двести лет назад такое утверждение было бы бессмысленным. То же самое можно сказать про социальную справедливость, про социальную организацию христианской церкви всех периодов и всех европейских конфессий, про великую совокупность европейской культуры, про ее величайшее достижение -- технический и научный прогресс, про демократию в пору ее расцвета. Это все необходимые, но вовсе недостаточные условия. Достаточным условием, которое всякому порядку жизни добавляет необходимую горсточку соли, является гармония, при которой не только и не просто мерой всех вещей является человек, а человек, стремящийся к идеалу через нравственное совершенствование, то есть стремящийся к Христу. Только тогда, провозглашая высшие и надличные ценности, человечество не смеет отторгать слабых, убогих, инаких, юродивых. Не смеет стремиться к рабству и совершенным системам рабовладения. Свободу тоже принес Христос, когда отверг рабство как идею, и заявил о равенстве ответственности людей перед Творцом, независимо от пола, возраста, статуса и состояния. Свободы и справедливости нет без Христа и Моисея. А без свободы и справедливости, как краеугольных ценностей, умерла Европа.

Терпимость - добродетель христианская, она - сочувствие, сострадание, нравственное усилие встать на место другого, иное, совсем иное, толерантность. Толерантность -- это равнодушие и отчуждение от другого. Каждый - за себя, я не мешаю тебе, ты -- мне. Это равноудаленность от добра и зла. Но это "якобы". Недаром именно сейчас так остро стоит вопрос о фашизме, и никто не может обозначить его границы. Не может или не хочет? Удивительным образом мир оказался толерантен к очень многим видам человеконенавистничества. Ведь их источником заявлены инстинкты человека. Социал-дарвинизм не может быть толерантен к идеям выталкивания и уничтожения социально слабых. А все формы национализма, защищающие не идею гражданственности и патриотизма, вырождаются в этнократизм, нацизм, региональное превосходство и возвращаются к крови и почве. В человеконенавистничестве, в равнодушии к судьбе человека и к ценности самой жизни сходятся глобализм и любой нацизм. Если нет объективных критериев добра и зла, то можно все оправдать: и Колыму, и Освенцим. Ведь все можно объяснить. Критерием оказалась именно нравственность и ее единственный источник -- Живой Бог Моисея и Иисуса.

Люди строили коммунизм, надеясь утвердить социальную справедливость без Бога. Это выродилось в сталинский ГУЛАГ, а потом ГУЛАГ отомстил реформаторами девяностых годов и похоронил великую идею социальной справедливости и достоинства человека… Люди утверждали господство одной нации через разные формы, от теократии первосвященников, ведь именно они, а вовсе не еврейский народ и даже не римлянин Понтий Пилат распяли Христа, а наследовали им в разные периоды и инквизиция, и Иосиф Волоцкий… Они дошли в утверждении нации и ее права на господство до Гитлера, полного поругания европейского мира, абсолюта отрицания добра, и в результате размыты рамки понятия "фашизм" и смертельно ранена идея национального государства. Снова оказалось, что никакая идея человеческой общности, даже созидательно-культурной общности, такой, как великий народ, не может не выродиться в свою противоположность, если она отрицает нравственность, добро, терпимость, мудрость, то есть Живого Бога Моисея и Христа… Великая европейская культура, вернувшаяся в эпоху флорентийской академии к человеку - мере всех вещей, провозгласившая гуманизм своей путеводной звездой, секуляризировавшись от Живого Бога, прошла страшный путь от Микельанджело и Данте до глубочайшего упадка постмодернизма. Сейчас она напоминает мертвую пустыню, где одичавшие варвары, снабженные чудесами техники, опасны даже для самих себя. Камень, который отвергли, действительно, был главой угла, и храм обратился в руины…

Часть первая

Очень смешно, сквозь слезы смешно то, что происходит в России после ее великой истории. И тем более смешны рассуждающие попытки понять и объяснить происходящее огромной массой нищенски скудоумных карликов, которые вслух не заявляют себя ни большими мыслителями, ни даже крупными публицистами, а на самом деле уверены, что мотивы их самовыражения в точности совпадают с мотивами Герцена, Толстого или Бердяева. Смешны и жутки, как в кривых комических зеркалах смешным и жутким отражается опрокинутое лицо человека, человека на грани суицида, или даже лицо покойника…

Ницше, как всякий властитель дум огромной эпохи, известен людям этой эпохи лишь некоторыми афоризмами. Людям, которых подавляющее большинство и которые ныне не скрывают, потому что теперь это доблесть, своего невежества. Эпоха, от начала до середины 20 века, устами этих людей смаковала, возглашала, утверждала и ликовала одну фразу: Бог умер. В начале 21 века всем, кто умеет думать, стало ясно: умерла Европа, умерла идея прогресса, умерло все, чем жили просветители, умерла высокая культура и более чем вероятно, что и мир умер, а вовсе не Бог.

Мир умер, потому что невозможно вообразить, что какая-либо новая цивилизация возникнет: в политике из одновременного стремления и к анархии и тоталитаризму; в постфилософии -- к деструкции; в экономике -- к карфагенской финансовой олигархии; а в результате ко всеобщему аморализму, лживо декларируемой и неограниченной самовольности, а в самом деле к возрождению рабства и каннибализма в страшнейших формах древних африканских, южно-азиатских и южно-американских цивилизаций.

В эпоху последнего декаданса, Серебряного века, цветущего модерна , людям было страшно жить. Страшно, потому что впереди были Освенцим, Колыма и нынешний людоедский постлиберализм, который утверждается именно на внутреннем абсолютном отторжении от гуманизма, на что ему и дали право Колыма и Освенцим. Теперь большинству людей жить не страшно, а радостно, весело и беззаботно. Они не хотят думать, осознавать себя как отдельные человеческие единицы, а воспринимают себя как органические части социума, вернее -- части социальных страт, и радостно, понукаемые рекламой и постоянными зрелищами, бегут за хлебом в кредит к немногочисленным хозяевам мира. Им позволено грешить по маленькой, растлевать свои души, желать только материального, ведь вдоволь хлеба в кредит, им не позволены пессимизм, скепсис, осознание бытия, времени и себя. И они радостно резвятся у ласковых ног колоссального Молоха. Отвечает, думает, осознает он… Впрочем, Великий Инквизитор Достоевского был куда более богоборческой фигурой, чем этот молох, в чьей пустой железной телеголове, конечно, есть великие инквизиторы, но тело его состоит из всяческого пиара и абсолютной самоуверенности состоявшихся и состоятельных пастухов обезумевшего обезличенного людского стада. Сбылись худшие прогнозы только тех, кто никогда не верил, что возможен мир людей без идеи совершенного человека, без объективно существующего критерия добра и зла вне нас самих…

Никакого оптимизма прогресса, не одухотворенного гуманизмом, никогда не было. Это пустой звук фейерверка. Человек сам по себе не хорош от природы, как надеялись просветители, и не плох в силу рабства перед инстинктами, как считают всякого рода национальные или неолиберальные фашисты. По очень меткому слову Шолом-Алейхема: "Человек -- это то, кем он хочет быть". Недаром свобода выбора называется свободой воли. И только тот, кто найдет в себе силы признать главенство существующей вне нас нравственности, в наше время не испугается, не растеряется, а будет спокойно и радостно ждать окончательного торжества справедливости. Потому что ТА справедливость нужна только свободным людям, свободным от власти мира и князя его. Потому что так связаны свобода и справедливость как идеи. Жажда торжества добра над злом -- это и есть жажда справедливого Суда. Никакой мести за поруганный мир, за униженную культуру -- не надо. Поруган человек, потому что поруган Христос. Поруганы честь и достоинство, мудрость и доброта, целомудрие и совесть, поэтому мечтать о человеческой мести смешно и глупо. Уничтожается молохом творчество Бога -- прекрасная Земля -- именно потому, что поруган человек. Слишком долго и слишком безнаказанно издевались и гоняли, выталкивая из среды совсем, объявляя сумасшедшими, унижая, убивая всех, кто признавал гуманизм великой мерой человеческих отношений -- святых, у которых нет имен, которым нет числа, величайших поэтов, художников и мыслителей Европы и России, которых так мало, считанные единицы, и которые проповедовали гуманизм, как систему ценностей и цены жизни и человека. Нет имен более ненавистных современности, чем имена Свифта, Микеланджело, Баха, Достоевского, Сервантеса. Пожалуй лишь великие христианские еретики, которые попытались на практике, здесь, на Земле, воплотить Царствие Небесное, проклинаемы более жгуче и называются с большим страхом.

От Иакова, который боролся с Ангелом, Иова, который сомневался в милосердии и справедливости Бога, тянется великая и сокровенная нить человеческого сомнения… Толстой и Достоевский -- великие ересиархи, протопоп Аввакум. Их вера не так прочна, как их разум, и страдающая мысль в них свободней, чем любящее и надеющееся сердце. Но страдание побеждает, потому что любовь -- это сострадание.

Власть в России узурпировала в момент падения Византии миссию православия. Цезарепапизм в православной Византии существовал сам по себе, как социальная система жизни. Отцы церкви и столпы православного христианства боролись с ересями и утверждали истину не в официальной византийской истории, а вне ее, оставаясь абсолютно духовно свободными. Это и было миссией византийской цивилизации, ее внутренним содержанием. Россия наследовала не только и не столько внешние формы, сколько судьбу этого противостояния, противостояния догматического, найденного отцами церкви утверждения истины, и всех ересей в их развитии. Ведь татары с их нашествием оборвали именно западноевропейскую модель русского пути. Не просто Иосиф Волоцкий победил Нила Сорского, он, кстати, его и не победил: победа оказалась пирровой к посрамлению его. Все мученики, все герои, все гении России остались верны именно Нилу Сорскому и остались нестяжателями. Идея нестяжания оказалась основной, мессианской идеей России, земным воплощением добровольной крестной муки, опорной точкой, от которой отталкивалось всяческое обличение неправды, жажды познания Христа, от Китежа до вымирания России в ответ на либеральные реформы девяностых годов.

Русское мещанство созвучно и единокровно мещанствам всех европейских народов. В нем, в конце концов, растворились и крестьяне, и рабочие, и интеллигенция. Мещанство -- это пошлость, океанически затопившая европейский мир. Лопнули все иллюзии, сорваны все покровы, Земля открыла все свои тайны перед археологией 19-20 веков, пал Советский Союз, уничтоженный внутренним мещанством и его ценностями. Пал, потому что не стал Китежем. Он не мог им стать. У Китежа не может быть земного воплощения. Но именно русская мечта в части социального достоинства и социальной ответственности человека, мечта декабристов, народников, большевиков стала в нем реальностью. В СССР не было политических свобод, но их нет уже и на Западе. Либерализм умер вместе с католицизмом и протестантством, а коммунизму не дали шанса развиться, у него было очень мало времени. Но его утопия есть утопия православная, русская, мечта о граде Китеже, только видимом, земном. И как бы ни была безбожна идеология в Советском Союзе, но, отрицая сына божьего, Ленин не поднял руку на святой дух, на гуманизм, на идею совершенного человека. Поднял Сталин, один из первых перевертышей 20 века, русский фашист под маской коммуниста.

Идея социального достоинства, как и идея достоинства человека, каждого человека, жива и естественна только в контексте существования личности. Кризис европейского мира -- это и есть кризис отношения к человеческой личности, тем более ориентированной на совершенствование, на постоянную оглядку на единственную совершенную личность Мессии, -- благополучно закончился общим отказом ей, личности, в необходимости быть. Краеугольный камень отвергнут, и дом разваливается. Дом - человек, дом - европейский мир, основанный на праве и достоинстве человеческой личности. Идеи жизненности, иррациональности, приоритетов инстинктивного, волевого, властного, своекорыстного, подсознательного, -- всего того, что собственно и определялось старой культурой, как греховное и злое, темное и соприсущее самости, -- не нуждаются ни в каких социальных идеалах и концепциях, кроме одной, нехитрой и ясной: кто смел, тот и съел. Речь же идет о поедании-потреблении всего земного круга творения. По факту силы и власти образуется так называемая крайне мизерная планетарная элита, которая по самому же факту своего сомообразования и самозахвата власти путем манипуляций пошлостями, любезными максимально обезличенному человеческому стаду, оное стадо пасет не пасет, а тащит в пропасть обесчеловечения и уж во всяком случае потребляет и оное стадо, и любого барана в нем в прямом и полном смысле слова.

Идея достоинства появилась с Авраамом. Когда легендарный и вечный, сопричастный и соприсущий всякому самоосознанию сердца разумом в нашем мире, жрец Луны-Сина из шумерского Ура восстал против необходимости и возможности подчинения власти через поклонение силе деспота или обожествляемой природы, и поставил, как верно считает Манн, перед собой вопрос --- чему может поклоняться человек, осознающий себя человеком, и ответил сам себе --- Богу, ибо Он Творец всего и Он Свят, в мир пришла религия, культура и все ее запреты. Когда Моисей помыслил о достоинстве раба, будучи рабом по рождению и господином по стечению обстоятельств, понял, что нет ни раба, ни господина, если есть достоинство человека, поклоняющегося только Богу Авраама, в мир пришла свобода. Когда Иисус из Назарета, каждый миг распинаемый, а ныне и отвергаемый каждый миг, сказал о достоинстве в смысле любви к ближнему через любовь к Богу, в мир пришла справедливость, сочетаемая со свободой в достоинстве личности.

В том-то и дело, что идея социальной справедливости, социального достоинства, социальные идеи вообще немыслимы без Авраама, Моисея, пророков Израиля и Мессии - Иисуса Христа. Коммунизм же в разных формах, как воплощение небесного царства равенства, братства, свободы и справедливости на земле, здесь и сейчас, всегда сопровождал христианство, как христианская ересь. И именно этим он коммунизм всегда отличался от фашизма, человеконенавистничества, отрицающего право на какое-либо общее, личностное, человеческое достоинство, потому что идея равенства в Боге ему отвратительна, а что тогда измерит высокомерие силы, если нет объективного нравственного критерия? Но коммунизм невозможен на Земле во всем объеме, ибо ересью является хилиазм -- тысячелетнее нерушимое Царство Божие на Земле -- именно по той причине, что в человеке кроме светлых сторон, на которые опиралась христианская культура в своих лучших проявлениях, прежде всего для конкретного человека осознанием себя человеческой личностью, ответственной за судьбы мира и человечества, существуют и реально темные стороны -- алчность и гордыня, прежде всего. Только христианская культура развивала и поднимала на щит светлые стороны, накладывая запреты на темные, а ныне, отринув традицию и отменив запреты, торжествуют именно алчность и гордыня, потому- то неизбежен Суд… Но христианская ересь коммунизма бесспорно несла в себе идею утверждения социальной справедливости во имя социального достоинства человека, как и христианская же ересь либерализма несла в себе идею свободы, не вседозволенности, а свободы, так же органически присущей человеческой личности.

После окончательной секуляризации церкви и возникшей в связи с этим возможности деспотической и абсолютной узурпации власти только светской властью во всей ее полноте в либеральных обществах свобода все больше подменялась правом на потребление, то есть подчинением стереотипам социума, выветривалась. Коммунистическая идея, возможность ее развития на земле пока искусственно прервана, и очень возможно, что прервана навсегда, взбунтовавшимися мещанскими "добродетелями" -- самостью, гордыней и алчностью. К сожалению, прервана, потому что право на провозглашение ненависти к идее коммунизма дало именно фашистское по методам и сути правление Сталина. Фашистское, потому что человеконенавистническое. Это и дало манипулятивное право уничтожить Советский Союз с помощью провозглашенной ненависти к нему его же интеллигенции.

На самом деле идея национального, как идея почвенного, бытийного, языческого всегда была враждебна, смертельно враждебна идее социального, общего, человеческого. Трагедия Израиля, Израиля древнего вплоть до самого его падения заключается в том, что социальное, не коренящееся в божественной справедливости и свободе, всегда восходит и соединяется с национальным, высокомерным и обособленным. Израиль унес это и в изгнание, как предупреждение христианской церкви, которая, перестав быть только Христовой, а, став еще и кесаревой, государственной, получила в наследство судьбу Израиля, включая и теократические, и националистические корни. Советский Союз развалил национализм. Корыстный национализм элит, неискренний, как всякий национализм, потому что он -- языческий миф. Во все времена и на разных примерах, о которых -- ниже, социальная идея, не одухотворенная идеей социального достоинства личности, а выступающая только как идея организационная и управленческая, неизбежно сливалась с почвенническим национализмом. А это вело в идейный тупик и к вырождению общества. Я берусь доказать это на разных примерах из человеческой истории. Но об этом надо писать особо.

Сталин, соединив несоединимое, фактически подменил мессианскую коммунистическую русскую идею внутренним почвенническим национализмом многих народов, всегда искусственным, и тем обезоружил русский народ, для которого мессианской идеей и была идея патриотизма. Обезоружил перед лицом грозных вызовов конца ХХ века, заложив все национальные мины, которые взрываются до сих пор. Русский народ близок еврейскому народу прежде всего раздвоенностью в осознании национального. Потому что русская культура, и не только народническая или просветительская Новикова - Пушкина, а со времен Рублева и Нила Сорского с Сергием Радонежским, усвоила и приняла патриотизм как мессианство, укоренным в христианстве, в его православной версии, но через отцов церкви восходящей к идеальной греческой традиции, то есть служить России можно только служа всему человечеству через служение истине и благу.

Только в единстве социальной и национальной утопии существовала Византийская Империя, социальной утопии потому , что она провозглашала, не имея, конечно, возможности осуществить это на практике, идею христианского стяжания блага приоритетной, а легализация ее светской власти шла только через утверждение абсолюта православия. Московское царство не совсем последовательно, но пыталось этому следовать после предопределенной гибели Византии, и русская идея в ее политическом воплощении, даже в форме Империи и Советского Союза, всегда настаивала на духовной мессианской легализации светской власти. Насколько властью: церковной, светской, советской была искажаема природа идеала власти в сознании народа, настолько была велика предопределенность ее падения, как и в Византии, так и в России, так и в СССР. Поэтому Ленин, конечно, был легален, потому что нащупал форму внутренней легализации власти через признание народом идеи, несомой властью. Ее имперский и монархический по сути и мессианский по духу характер и был этой легализацией. Но, повторяю, это была ересь, да еще и богоборческая, что открыло путь Сталину, который перевернул все понятия, но оставил внешние покровы и вывески, выхолостил идею. Его достижениями в перевертывании понятий и смыслов великолепно воспользовались внуки сталинской элиты, убившие и разграбившие собственную страну. В этом смысле нынешняя власть, во всяком случае, ее либеральная составляющая, является прямым потомком Иосифа Сталина.

Вне христианства не может быть ни либерализма, ни коммунизма, поэтому глобализм -- не либерализм, а антиглобализм -- не коммунизм. Отсюда их всеядность, отрицание социального и человеческого достоинства, укорененность в жизни, в социуме, а не в идее , и постмодернистская проповедь человеконенавистничества под маркой созидания нового мира и нового человека. В этом смысле, а не только в политическом, перед лицом главной угрозы и вызова времени (великого переселения народов в виду уничтожения внутренних границ цивилизаций) и испытываемой как глобалистами, так и антиглобалистами беспомощностью перед этой угрозой, неизбежно возрождение этнических национализмов и расизмов, восходящих в этой связи к успешному опыту Адольфа Гитлера, как и к опыту в национальной политике Иосифа Сталина. Национализм может привести к полному вырождению, к духовной гибели, лишая способности сопротивляться, то есть адаптироваться ко времени, точно так же, как и космополитизм. Они воистину представляют из себя единство противоположностей. Противостоять им может, как для спасения человеческого сознания, так и для спасения сознания народа, только идея всечеловеческого единства как во времени, в истории, так и в пространстве, то есть выражаемая на разных языках разными народами с их непререкаемым правом на существование. Но такое высокое многообразие в единстве провозглашал апостол Павел, потому что для Бога нет ни эллина, ни иудея, но славить Его они могут только как эллин и иудей. Из философов же повторял эту мысль только В. Соловьев. А Павел, в свою очередь, восходит к пророкам Израиля, как известно, смертельным врагам как еврейского национализма, так и идеи полной еврейской ассимиляции. Все остальное -- ересь. Ведет она в погибель, куда и пришел, кстати, Советский Союз, почему я и думаю, что у коммунизма не было времени.

Я хотела доказать только одно: без возрождения христианства невозможно возрождение социальной идеи, гармонично уравновешивающей в самой себе как идентичность человека, так и идентичность народа. Верить в десекуляризацию Европы невозможно, но для Бога возможно все, если Он захочет. И тогда, в случае если христианская церковь в России, например, станет основной идеологией на основе нравственного авторитета, откроются новые и единственные возможности противостояния грядущей и самой страшной опасности -- возможности самопровозглашения какого-либо индивидуума из индивидуалистической по сути элиты самого себя господом богом. Ведь это последнее, что осталось сделать обезумевшей и алчущей власти гордыне, перед высокомерием которой, порожденном воинствующим невежеством и безграничной самозамкнутой самостью, не осталось ни преград, ни запретов… в ее руках все источники, передающие информацию, и она нетерпима к иному мнению, как никто и никогда в истории человечества, ну, разве что Гитлер и Сталин, ее предтечи…

Н. Гарниц