Мнемозина

ГЛИНКА ФЕДОР НИКОЛАЕВИЧ
(1786-1880)

Поэт, преимущественно на религиозные темы. Болезненный с детства, он имел две основные страсти: любовь к литературе и религиозное подвижничество, стремление жить по христианским заповедям. Учился он в Первом Петербургском кадетском корпусе, где позже учился и К. Рылеев, где многие кадеты увлекались сочинительством. После выпуска Глинка -- адъютант генерала М.А.Милорадовича. В 1805-1806 участвовал в антинаполеоновском походе и в сражении при Аустерлице. Его первая книга «Письма русского офицера о Польше, австрийских владениях и Венгрии, с подробным описанием похода россиян противу французов в 1805 и 1806 гг.» и посвящена впечатлениям о загранице. Эта книга и первая опубликованная стихотворная трагедия «Вельзен, или Освобожденная Голландия» носили тираноборческий характер и утверждали божественную санкцию на мятеж.

Ф. Глинка был участником Отечественной войны 1812, Бородинского сражения и заграничных походов 1813-1814 и был награжден русскими и иностранными орденами и шпагой «за храбрость», врученную ему лично М. И. Кутузовым. Внешняя жизнь Федора Глинки продолжалась и далее по армейской стезе. Он участвовал в наполеоновских войнах. С 1819 г., в чине гвардии полковника, состоял чиновником по особым поручениям при петербургском генерал-губернаторе Милорадовиче.

Но параллельно, с 1816 Глинка избран действительным членом «Вольного общества любителей российской словесности», в 1819-1825 становится его председатель. Он поддерживал молодых писателей (в том числе В.К.Кюхельбекера, А.А.Дельвига), работал в Санкт-Петербургском обществе учреждения училищ по методе взаимного обучения, писал книги для народа, занимался благотворительностью, организовал выкуп крепостного поэта И.С.Сибирякова, добивался пересмотра несправедливых судебных приговоров. Глинка облегчил участь ссыльного А.С.Пушкина, опубликовав стихотворное приветствие ему, за что поэт позднее назвал Глинку «великодушным гражданином».

С Пушкиным он познакомился очень скоро после выпуска Пушкина из лицея. «Я очень его любил как Пушкина, -- рассказывает Глинка, -- и уважал как в высшей степени талантливого поэта. Кажется, и он это чувствовал и потому дозволял мне говорить ему прямо-на-прямо насчет тогдашней его разгульной жизни. Мне удалось даже отвести его от одной дуэли». Дело было весной 1820 года, до ссылки поэта. Глинка встретился с ним на улице. Пушкин был бледен и серьезен. - Я шел к вам посоветоваться, -- сказал он. -- Вот видите: слух о моих и не моих пьесах, разбежавшихся по рукам, дошел до правительства. Вчера, когда я возвратился поздно домой, мой старый дядька объявил, что приходил в квартиру какой-то неизвестный человек и давал ему пятьдесят рублей, прося дать ему почитать моих сочинений и уверяя, что скоро принесет их назад. Но мой верный старик не согласился, а я взял да и сжег все мои бумаги... Теперь меня требуют к Милорадовичу. Я не знаю, как и что будет, и с чего с ним взяться. Вот я и шел посоветоваться с вами… Они долго обсуждали дело. В конце концов, Глинка посоветовал: - Идите прямо к Милорадовичу, не смущаясь и без всякого опасения. Положитесь безусловно на благородство его души: он не употребит во зло вашей доверенности.

Пушкин так и сделал. Явился к Милорадовичу и в его присутствии сам написал все свои нелегальные стихи, чем привел Милорадовича в восторг. После высылки Пушкина Глинка напечатал в «Сыне отечества» приветственные стихи к опальному поэту:

О, Пушкин, Пушкин, кто тебя
Учил пленять в стихах чудесных?
Какой из жителей небесных
Тебя младенцем полюбил?...
Судьбы и времени седого
Не бойся, молодой певец!
Следы исчезнут поколений,
Но жив талант, бессмертен гений!

Пушкин ответил Глинке из Кишинева благодарным посланием:

Когда средь оргий жизни шумной
Меня постигнул остракизм,
Увидел я толпы безумной
Презренный, робкий эгоизм.
Без слез оставил я с досадой
Венки пиров и блеск Афин,
Но голос твой мне был отрадой,
Великодушный гражданин!
Пускай судьба определила
Гоненья грозные мне вновь,
Пускай мне дружба изменила,
Как изменяла мне любовь,
В моем изгнаньи позабуду
Несправедливость их обид:
Они ничтожны -- если буду
Тобой оправдан, Аристид

Глинка был членом общества «Зеленой лампы». Он одним из первых пришел в Союз Спасения, затем и в Союз Благоденствия, примкнув к умеренному крылу декабристов, но с переформированием Тайного общества отстал от него.

После восстания 14 декабря он был арестован и три месяца провел в Петропавловской крепости. Затем был сослан в Петрозаводск с определением на службу по гражданской части. Его определили в должность советника олонецкого губернского правления. Через несколько лет на той же должности он служил в Твери, где его навестили Пушкин с Вяземским, будучи там проездом. Затем Глинку ожидала такая же должность, но еще южнее, в Орле. В 1835 г. вышел в отставку и поселился в Москве.

Стихи Глинки были не лишены своеобразного дарования. Ему, между прочим, принадлежат слова народных песен «Вот мчится тройка удалая» и «Не слышно шуму городского». Но любимым его жанром с детства были стихотворения религиозные. Пушкин признавал Глинку оригинальным поэтом со своим, ни на кого не похожим лицом, с поэтическим воображением, теплотой чувств и свежестью живописи, но в то же время небрежным в рифмах и слоге, однообразным в мыслях, с простотой, переходящей в изысканность, с оборотами то смелыми, то прозаическими. Смелые обороты эти не раз веселили Пушкина. И Пушкин не раз задевал Глинку в эпиграммах. Еще до восстания в 1825 году он назвал его «Божией коровкой» в эпиграмме:

Наш друг Фита, Кутекин в эполетах,
Бормочет нам растянутый псалом:
Поэт Фита, не становись Фертом!
Дьячок Фита, ты Ижица в поэтах!

Посылая в 1825 г. эту эпиграмму Вяземскому, Пушкин писал: «Не выдавай меня, милый; не показывай этого никому: Фита бо друг сердца моего, муж благ, незлоблив, удаляйся от всякия скверны».

В «Северных цветах» за 1831 г. было помещено стихотворение Глинки «Бедность и утешение»:

Не плачь, жена! Мы здесь земные постояльцы;
Я верю, где-то есть и нам приютный дом!
Под час вздохну я, сидя за пером,
Слезы роняешь ты на пяльцы;
Ты все о будущем полна заботных дум:
Бог даст детей?... Ну, что ж! -- пусть Он наш будет Кум!

Пушкин по поводу этих стихов писал Плетневу в письме: «Бедный Глинка, работает, как батрак, а проку все нет. Кажется мне, он с горя рехнулся. Кого вздумал просить себе в кумовья! Вообрази, в какое положение приведет он и священника, и дьячка, и куму, и бабку, да и самого кума, которого заставят же отрекаться от дьявола, плевать, дуть, сочетаться и прочие творить проделки. Нащокин уверяет, что всех избаловал покойник царь, который у всех крестил ребят. Я до сих пор от дерзости Глинкиной опомниться не могу. Странная вещь, непонятная вещь!»

В 1834 г. в своем дневнике Пушкин делает такую запись: «Цензор Никитенко на гауптвахте под арестом и вот по какому случаю: Деларю напечатал перевод оды Гюго, в которой находится следующая глубокая мысль: если де я был бы Богом, то я бы отдал свой рай и своих ангелов за поцелуй Милены или Хлои... А все виноват Глинка. После его ухарского псалма, где он заставил Бога говорить языком Дениса Давыдова, цензор подумал, что Он пустился во все тяжкое... Псалом Глинки уморительно смешон».

В псалме, о котором идет речь, господь-Адонаи обращается к своему мечу с такой речью:

Сверкай, мой меч! играй, мой меч!
Лети, губи, как змей крылатый!
Пируй, гуляй в раздолье сеч!
Щиты их в прах! В осколки латы!

Выйдя в отставку и поселившись в 1835 году в Москве, Федор Глинка сблизился с Аксаковыми, А.С. Хомяковым, М.П. Погодиным, С.П. Шевыревым, а также и с Петром Чаадаевым, адресатом пушкинских посланий и автором «Философических писем». Таким образом, Ф. Глинка стоял у истоков первого русского общественного движения, декабристского. Отбыв наказание за свои декабристские вольнолюбивые взгляды, он успел к началу формирования следующего движения русской мысли и оказался у истоков оформления идеи славянофильства. То есть он оказался в точке раскола русского идеализма на западнический и славянофильский.

Таким он и остался -- отторгающим «век безверия», социалистов и нигилистов. Глинка до конца своих дней оставался верен славянофильским идеям и тоске о патриархальных «дедовских» временах. Оставив огромное литературное наследие (более 800 стихотворений, около 200 прозаических сочинений), Глинка умер 11 (23) февраля 1880 в Твери, там он и похоронен.

Л. Дашкова